Стоящего рядом юношу она не видела, лишь чувствовала, как бьется в нем жизнь. Над холмом царила торжественная тишина. Время перестало существовать, вновь сделалось прозрачным, Моргейна свободно вошла в него, окунулась, шагнула вперед. Барабан снова оказался в руках у старухи, девушка понятия не имела, как именно. Глаза ее слепило солнце, она обняла ладонями голову Бога, благословляя его. Было что-то такое в его лице… ну, конечно же, еще до того, как воздвиглись здешние холмы, она знала это лицо, этого мужчину, ее супруга – знала еще до сотворения мира… Своих собственных ритуальных слов она не слышала, ощущала лишь пульсирующую в них мощь: «Ступай и победи… беги с оленями… стремительный и могучий, как сами токи весны… благословенны ноги, приведшие тебя сюда…» Смысла речи она не сознавала, чувствовала лишь ее силу… руки ее дарили благословение, и сила перетекала из ее тела, сквозь ее тело – точно сама сила солнца изливалась сквозь нее на стоящего перед нею мужчину. «Ныне власть зимы сломлена, жизнь молодой весны да пребудет с тобою и да приведет тебя к победе… жизнь Богини, жизнь мира, кровь нашей Матери Земли, пролитая ради ее детей…»

Она воздела руки, призывая благословение на лес, на землю, чувствуя, как потоки силы изливаются из ее ладоней, точно зримый свет. Тело юноши сияло в солнечных лучах под стать ее собственному; никто из стоящих вокруг не смел произнести ни слова, но вот, резко отведя руки назад, она почувствовала, как сила хлынула и на них, даруя свободу напевному речитативу. Слов она не слышала, но лишь пульсирующую в них мощь:

«Жизнь вскипает по весне, олени мчатся через лес, наша жизнь – в них. Увенчанный Рогами их сокрушит, Увенчанный Рогами, благословленный Матерью, одержит победу…»

Моргейна дошла до высшего предела напряжения, точно туго натянутая тетива лука – стрела силы так и рвалась в полет. Девушка легонько коснулась Увенчанного Рогами, и сила выплеснулась на волю и словно захлестнула всех неодолимым потоком, и все быстрее ветра бросились вниз по холму, мчась во весь дух, точно подхваченные весенним ветром. Моргейна осталась на месте, чувствуя, как убывает в ней сила, она немо распростерлась на земле, чувствуя, как по телу ее разливается промозглый холод. Но что ей до этого: погруженная в транс, она пребывала во власти Зрения.

Она лежала, словно мертвая, но некая часть ее бежала и мчалась вместе с остальными, неслась вниз по склону холма, обгоняла мужчин Племени, преследующих Увенчанного Рогами. Им вдогонку летели лающие вопли, точно след взяла свора гончих, и некая часть ее поняла: то кричат женщины, подбадривая охотников.

Солнце поднялось выше – великое Колесо Жизни катилось по небу, безуспешно пытаясь догнать своего божественного супруга, Темного Сына…

Жизнь земли, пульсирующие токи весны разливались и стучались в сердцах бегущих. А затем, как отлив следует за приливом, залитый солнцем склон остался позади, и над ними сомкнулась тьма леса и поглотила их, и те, что еще недавно бежали во всю мочь, теперь двинулись вперед стремительно и бесшумно, подражая осторожной поступи оленей; они и были оленями, и следовали за Увенчанным Рогами, облаченные в плащи, подчиняющие оленей чарам, и ожерелья, обозначающие жизнь как бесконечную цепь, – жить, питаться, производить потомство, умирать, в свою очередь послужить едой и накормить собою детей Матери.

«… Сдержи своих детей, Матерь, твой Король-Олень обречен умереть, чтобы дать жизнь Темному Сыну…»

Тьма, внутренняя жизнь леса сомкнулась вокруг них, безмолвие, безмолвие оленей… Моргейна, ощущая ныне лес как жизнь, а оленей – как сердце леса, направила свою силу и свое благословение сквозь лес и над лесом. Часть ее распростерлась на залитом солнцем склоне холма, измученная, в трансе, пропуская сквозь себя жизнь солнца – сквозь тело, и кровь, и внутреннее бытие, а часть ее мчалась с оленями и охотниками, пока и те и другие не смешались, не слились воедино… всплески жизни – это бесшумные олени, что прячутся в чаще, и миниатюрные оленихи, хрупкие, изящные; жизнь струится сквозь них, как по ее собственным жилам; всплески жизни – мужчины, что беззвучно и сосредоточенно крадутся в полумраке…

Моргейна почувствовала, как где-то в лесу Король-Олень вскинул голову и понюхал ветер, почуяв запах врага, врага из числа его родичей, врага из чуждого ему племени жизни… она не знала, четвероногий ли это Король-Олень или увенчатый рогами двуногий, тот, которого она благословила, – в жизни Матери Земли они были едины и участь их пребывала в руках Богини. Рога гордо вскинулись в ответ рогам, сопящее дыхание вбирало в себя жизнь леса, выискивая чужака, добычу, хищника, соперника там, где быть ему не должно.

А, Богиня… они рванулись вперед, с треском продираясь сквозь подлесок: по пятам за ними мчались охотники, не отставая, но более бесшумно, бежали, бежали, бежали… бегите, бегите, пока сердце не застучит, так и норовя выскочить из груди, бегите, пока жизнь тела не затмит все знание и все мысли, – проворные, быстроногие, ищущие и те, кто ищет, бегите с преследуемыми оленями и с преследующими охотниками, бегите вместе со стремительно кружащейся жизнью великого солнца и приливом весенних токов, бегите вместе с потоком жизни…

Она лежала недвижно, прижавшись лицом к земле, чувствуя, как разливающее свет солнце обжигает ей спину; время то замедлялось, то пускалось вскачь; и вот Моргейна начала видеть – откуда-то издалека пришла смутная мысль о том, что все это ей уже открывалось в видении, когда-то, где-то, бесконечно давно… высокий, мускулистый юноша, крепко сжимающий нож, падает, падает среди стада оленей, под безжалостные копыта… Моргейна знала, что закричала вслух, и в тот же миг поняла, что голос ее зазвенел отовсюду, так что даже атакующий Король-Олень, заслышав пронзительный вопль, остановился на скаку, точно устрашившись. В следующее мгновение все замерло, и в этот жуткий миг безмолвия она увидела, как юноша поднялся на ноги и, задыхаясь, нагнув голову, бросился вперед и, сцепившись с противником рогами, принялся раскачиваться из стороны в сторону, пытаясь пересилить недруга, борясь с оленем при помощи сильных рук и всего своего молодого тела… вверх взметнулся нож; на землю брызнула кровь; и сам он, Увенчанный Рогами, был весь в крови: кровь пятнала его руки, кровь текла из длинной раны в боку, кровь капала на землю – возлияние для Матери, чтобы жизнь напиталась ее кровью… а в следующий миг его потоком окатила кровь Короля-Оленя, ибо лезвие ножа вонзилось в сердце, и со всех сторон к зверю бросились охотники с копьями…

Моргейна видела, как юношу унесли прочь, залитого кровью своего близнеца и соперника, Короля-Оленя. Повсюду вокруг маленькие смуглые охотники полосовали и резали, сдирая шкуру, чтобы, еще теплую, набросить на плечи юноше. Вот они торжественно двинулись назад, и в сгущающихся сумерках заполыхали костры; когда же женщины подняли Моргейну, она, ничуть не удивившись, обнаружила, что солнце садится. Она пошатывалась, точно и сама тоже весь день бегала с охотниками и оленями.

Ее вновь оделе в алое – цвет победы. Увенчанный Рогами предстал перед нею, весь в крови, и Моргейна благословила его и помазала его лоб оленьей кровью. Голову с рогами унесли прочь: эти рога сокрушат следующего Короля-Оленя; а те, что Увенчанный Рогами носил нынче, разбитые в щепы, швырнули в огонь. Очень скоро запахло паленым мясом, интересно, плоть ли это оленя или человека, подумала Моргейна…