– Потому что я хочу стать кахарой.

– Ох, что ж так? – в ее глазах сверкнуло любопытство. – Девка ты вроде ладная, чего удумала?

– Вся моя семья погибла. Буду молить Богиню даровать им покой. А мне… – Голос дрогнул. – А мне – прощение.

– Как знаешь, – она кивнула в глубину двора, где суетились послушницы. – Коня под навесом оставь и идем, отведу к настоятельнице.

– Скоро вернусь, – я погладила Резвого и отдала вожжи молоденькой девчушке, еще не зная, что больше этого скакуна не увижу.

Длинный коридор, что петлял из стороны в сторону, вывел нас с кахарой к приоткрытой двери.

– Жди тут. – Наказала женщина и, шелестя длинной юбкой голубого одеяния, скользнула в комнату. Долго ждать не пришлось. Вскоре, в точности так же, как у ворот, высунув наружу длинный нос, она поманила меня. – Проходи, тебя примут.

Я зашла внутрь и огляделась. Хоть и выросла в роскоши, никогда не питала к ней слабости. Но эта комната все же мало подходила настоятельнице кахар – на мой взгляд. Минимум мебели – лежанка с тонким тюфяком и свернутым рулоном одеялом, стол с раскрытой на последних страницах книгой, два стула, невысокий шкаф. Но все залито солнечным светом благодаря распахнутым в сад дверям.

– Проходи, девочка, – донесся из света глубокий грудной голос.

Прикрывая глаза рукой, я перешагнула порог и оказалась в маленьком раю, где все цвело, благоухало, жужжало и во все стороны расползалось сочной зеленью. Наш садовник схватился бы за сердце, увидев, как благородные розы сорта Королевские тянут вверх длинные стебли, горделиво взирая с высоты царственного положения на простушек-ромашек, что подставляли личику солнышку у их ног. А мне понравилось – никаких строго подстриженных кустов, все растет свободно, прекрасно уживаясь друг с другом. Никакого насилия над природой.

– Значит, решила стать кахарой? – спросила настоятельница, осторожно поливая под корень юное деревце. Ее большие карие глаза с любопытством глянули на меня из-под белой широкополой шляпы.

– Я должна.

– Что стряслось? – она отставила лейку и подошла ближе.

– Я… – Ее взгляд был таким участливым, что сердце, измученное болью, сжалось, а по лицу вновь потекли слезы. – Я принцесса… – Едва удалось выдохнуть мне. – Каси…кан… – Всхлип сжал горло, – дриэра.

– Детка! – ахнула настоятельница. – Прости, не признала тебя.

– Я… я виновата… – полилась из меня сбивчивая речь. – Родные погибли… Я… Он увез… Сжег…

– Ш-ш-ш, – женщина притянула меня к себе, и я разрыдалась, уже не в силах сдерживаться.

Уткнувшись лицом в ее плечо, я отпускала, выговаривая, ту боль, что колючей проволокой опутала душу, сжимаясь все сильнее и впиваясь прямо в сердце. Именно это мне было нужнее всего – молчаливое сочувствие, поглаживание по спине больших мягких рук и ласка – совершенно незнакомого человека, который видит принцессу в первый раз.

Очнулась я уже сидя за небольшим столиком в ее комнате. Передо мной стояла чашка с горячим отваром – судя по запаху, успокоительные травы. Теперь у меня была возможность рассмотреть настоятельницу. Она сняла шляпу, стали видны собранные в пучок волосы с сединой. Виски были уже полностью седые, а ведь женщина еще не старая. Доброе круглое лицо. Сев напротив на другой стул, она улыбнулась и кивнула на отвар.

– Пей, детка. Это успокоит тебя.

– Спасибо. – Я сжала чашку дрожащими руками и отпила глоток.

– Мы слышали про тяжкое горе, что выпало на твою долю. Соболезную тебе. Но терзаешь ты себя зря. Нет, подожди, выслушай. – Настоятельница выставила вперед ладонь, останавливая меня, готовую возразить. – Пей и слушай. Как я поняла, Гаян – так ведь его зовут? Увез тебя, чтобы спасти от этого монстра. Не вини его, детка. И себя не вини. Приказ отдал Покоритель, на него груз ответственности возложен. Ненависть и его самого сожжет, увидишь. А ты не сжигай свою душу. Все, что происходит, должно произойти. Не нам спорить с высшими силами.

– Спасибо, – едва смогла прошептать я. – За добрые слова.

– Пожалуйста, детка. Это все, что у нас есть – каждый может с добром отнестись к другому, помочь, поддержать в трудные времена. Так учила Богиня-мать.

– Вы позволите мне принести обет в качестве кахары?

– Нет, детка. Не обижайся. Твое место не здесь.

Я молчала, потрясенно глядя на нее.

– За клятву нарушенную не переживай – лично отмолю твой грех. И за близких твоих, в иной мир в мучениях отправленных, до скончания лет моих просить буду. А ты отдохни, выспись и отправляйся в путь.

– В какой путь? – понятия не имею, куда податься теперь.

– Не волнуйся, на улицу не выгоню тебя, – она тепло улыбнулась. – Недалеко отсюда есть закрытая обитель кахар.

– Тех, что хранят покой озера Богини?

– Верно, детка. Я дам письмо, они примут тебя. Спрячут от Покорителя. А там видно будет, куда жизнь свернет. – Она встала. – Ложись на мою постель, поспи пока. В путь завтра с утра тронешься.

– Со сном у меня не особо складывается. – Я села на жесткую небольшую кровать.

– Ложись. Колыбельную тебе спою. – Стоило мне свернуться клубочком, женщина начала гладить мои волосы и тихо запела – ту песенку, которой в детстве баюкала няня. Глаза закрылись сами собой, и я провалилась в сон, с запозданием подумав, что в чае были не только успокоительные травки.

Саяна

Это ж сколько мне идти! Я присвистнула, вглядываясь в горную дорогу – невероятно узкая и крутая, издалека она напоминала шнуровку на дамском корсете. Но примерно на середине пути мне повезло – рядом остановилась машина, и девушка за рулем предложила подвезти. Не раздумывая, я запрыгнула в салон и рассыпалась в благодарностях, со стоном вытянув гудящие ноги.

За разговорами время пролетело незаметно, и вскоре мы въехали в город. Девушка снабдила меня кучей полезных советов и предостережений, высадила в центре и, помахав на прощание, уехала. Даже жаль было с ней расставаться!

Уличная суета обступила со всех сторон. Город, как и многие его собратья, напоминал растревоженный муравейник. Люди спешили по своим делам, по дорогам сновали машины, плакали дети, играла музыка. Все это сливалось в равномерный шум, что окружал со всех сторон, как одеяло. В горах было холодно, а здесь жар, идущий сразу и от неба, и от раскаленного асфальта, заставил стянуть пончо и жадно допить остатки воды.

Я отступила к небольшому островку зелени на обочине, надеясь на спасительную тень от деревьев. Но, как оказалось, место уже было занято – большущая игуана внимательно посмотрела меня глазами на выкате, видимо, прозрачно намекая, что здесь место лишь для нее одной.

– Как скажешь, – пришлось снова вылезти на солнцепек.

Меделлин, усилиями наркобаронов покрытый дурной славой,