на равном расстоянии от каждого, вновь появился туристический остров. На котором мы построили огромный шикарный развлекательный комплекс, где могли бы отдыхать и взрослые, и дети.

И не только туристы, но и местные жители. Пока маги в стахановском порядке трудились над восстановлением утраченного, я тоже не сидела сложа руки.

И когда наш мир распахнул врата для первых туристов, я лежала в своих покоях, в замке, и кричала на батю:

— Да уйдешь ты отсюда? Дайте мне нормального лекаря! — кричать и одновременно тужиться оказалось сложно, но возможно. Я еще находила в себе силы кидать в батю подушки. Еще не хватало, чтобы он заглядывал мне под одеяло.

— Дочь! Цыц, давай уже мне внука рожай, а не трать силы на крики! Я — лучший лекарь в этом мире! — рычал раздраженно отец, отмахиваясь от летающих подушек и пытаясь сдернуть с меня одеяло.

Через десять минут борьбы, сопровождаемой моей отборной руганью, смешанной со стонами, батя все же преодолел мое сопротивление. Улучил момент, когда меня, уже почти обессиленную, скрутило очередной болезненной схваткой, вырвал одеяло из моих рук, отбросил его в сторону, а вместо этого подтолкнул ко мне Хисса. Бледный растерянный эльф даже пикнуть не успел, как я стиснула мертвой хваткой его руки. Получила долгожданную магическую подпитку, и тут же снова закричала, выгнулась дугой…, наши роды продолжались еще несколько часов.

Никогда не думала, что могу настолько красочно и цветисто ругаться, даже батю проняло. Как он ни старался, боль унять не получилось, даже все обретенные им знания, магический опыт, не помогли.

По словам богини, это — расплата за грехи ныне живущих и их предков. Так дети появлялись в нашем мире: очищенные от грехов кровью матери, в родах. Лекарь мог лишь наблюдать за процессом, да помогать — развернуть плод, убрать обвитие пуповины и прочие осложнения. Но не облегчить боль роженицы. И я прочувствовала все это на себе, хоть и не была повинна в проклятии, а, наоборот, помогла снять его и очистить этот мир.

Когда частые, непереносимые схватки перешли в потуги, мне вообще уже стало на все пофигу настолько, что я, слишком поглощенная болью, даже не обратила внимание, что батя встал в изножье кровати и приготовился принимать роды.

— Тужься! — взревел батя. — Давай, Евгеша, тужься, дай уже моему внуку появиться на свет.

Я закричала от самой последней болезненной потуги, напряглась, потужилась… и в следующее мгновение услышала столь долгожданный писк.

— Ну, здравствуй, внучек! — с моим затяжным и последним криком появился на свет сын Хисса, маленький Алешасс.

— Оборачивайся, родная! — истощенный не меньше моего эльф судорожно выдохнул, отпустил меня и осторожно прижал к груди маленький сверток со своим первенцем. Посмотрев на сына, умильно счастливо улыбнулся и посмотрел на меня. — Оборот поможет восстановить магию, энергию, и устранит повреждения, если они есть!

Ящерица внутри меня радостно поменялась со мной местами, и мне тут же принесли сына. Я принюхалась, запоминая запах своего первенца, и снова вернулась в человеческое тело. Полностью исцеленная, но еще все же уставшая. Да и магический резерв не до конца восстановился. На это потребуется время, а так же сон и отдых.

А пока я с нежностью прижимала к груди своего первенца, своего маленького любимого сыночка.

Который сучил ножками и ручками, кряхтел, а затем вдруг открыл глазки и уставился прямо на меня.

Осмысленные нереально прекрасные голубые глазки с темно-синим зрачком, опушенные длинными белыми пушистыми ресницами. Заостренные скулы, прямой носик, пухлые щечки, и пушок белоснежных волос на голове.

Красивей никого в жизни не видела. Счастливо улыбнулась и поцеловала малыша в носик, в щечки, в глазки, в лобик. Делясь с ним невероятным материнским обожанием.

А малыш вдруг моргнул, улыбнулся, ухватил меня за локон волос и радостно заагукал. Мда, все же, ребенок эльфа отличается от простого человеческого дитя.

— Наш малыш. Он такое чудо! — меня переполняли радостные эмоции.

— Ну, покажите же моего сыночка… — в нашу спальню ворвался Хан, увидел сверток у меня на руках и улыбнулся.

— А почему только твоего? — а вот и Рэт подоспел.

Мои мужчины окружили меня, целуя, благодаря за сына. И Хан, и Рэт уже любили нашего первенца, как родного. Я это чувствовала всем сердцем, всей душой.

Они склонились над ним, счастливо улыбаясь, целуя в щечки, в макушку. Взяли малыша за ручки, давая понять, что рядом, передавая ему всю свою любовь. И наш сыночек вдруг схватил каждого за указательный палец, улыбнулся. И озарил собственным сиянием всех троих мужчин.

— Он признал в вас родителей, — изумленно выдохнул Хисс. — На моей памяти, такое впервые. Обычно младенцы эльфов очень избирательны, и даже не всегда признают биологических родителей. А вас двоих признал, и, более того, наш сын благословил вас.

— Ну и замечательно.

— Прекрасно, он и есть наша родная кровиночка.

— Ну что, в пару эльфенку, надо такую же малышку! — напутствовал батя, с умилением глядя на нас.

— Лет через сто! — посмотрела на него. — У меня столько дел, а я беременная — словно танк, неповоротлива!

— Ну, посмотрим! — хмыкнул батя, выгоняя всех из комнаты, и оставляя нас с малышом наедине.

* * *

Дрэконна

Спустя три года

Я сладко потянулась, открыв глаза, ощущая, как сзади ко мне прижимается Рэт, мой дрэкон, мой второй муж. Огромный и невероятно нежный, от одной мысли о том, что происходило прошлой ночью, между ног снова стало покалывать, припухшие складочки увлажнились.

— Ммм, кто-то желает продолжение банкета, м? — горячее дыхание опаляет кожу, Рэт едва ощутимо прикусывает чувствительное местечко за ухом и тут же зализывает его. — Моя сладкая малышка, такая чувствительная, такая отзывчивая… Мне все очень понравилось прошлой ночью… Теперь я понимаю, отчего эльф так кричал тогда… И на утро проснулся выжатым до последней капли…

— Ну, ты не выглядишь выжатым, судя по дубине, упирающейся мне в задницу… — выдохнула томно, невольно прижимаясь попкой к каменному утреннему стояку дрэкона.

Чувствуя, как лоно болезненно сжимается, а складочки намокают. Снова.

Сжала бедра, чтобы хоть немного унять пульсацию в клиторе и сладкое томление во всем теле. Разумом я понимала, что пора вставать, заняться делами, но тело требовало продолжения ночи.

Рэт развернулся, бережно уложив на спину, навис сверху, опаляя жарким взглядом. Сдернул с меня покрывало, и навис сверху, накрывая своим телом.

Такой горячий, такой жесткий… везде… и сейчас он удобно устроился между моих бедер. Толчок, еще один, снова и снова, Рэт просто лежал