– Эт-то ад-ррес чьей-то п-почты? – спросил Маркиз, заикаясь больше обычного от холода.

– Тьфу, Маркиз, ну ты и ламер!

– Это адрес страницы в Интернете, – пояснил Миша, – может, он и не имеет к нам отношения, но надо проверить.

– Сам знаю, что надо, – проворчал Мак, захлопывая тетрадку, – пошли к тебе, чайник, а то я закоченел на ветру.

Просторный лифт с железными дверями поднял их на последний этаж дома, где проживал Маркиз с бабушкой. Открыла дверь бабушка, одетая в синий костюм, с огромной брошью на груди. Белые волосы зачесаны в высокую прическу, сколотую заколкой в тон броши. Бабушка сощурилась при виде их и закричала:

– Вы? Опять вы?

– Здравствуйте, – сказал Миша, – да, мы приходили вчера, но вас не видели.

Маркиз молча потащил их в свою комнату.

– Не врите, молодой человек! – заявила бабушка. – Если вы работаете в органах госбезопасности, имейте совесть в этом признаться!

– Где мы работаем? – опешил Мак, но Маркиз уже утянул их к себе.

– У бабушки небольшое помутнение сознания, – прошептал он, оглядываясь на дверь, – она считает, что сейчас все еще советское время. Всех принимает за кагэбэшников.

– И я найду ваши проклятые подслушивающие устройства! – гремел через дверь голос бабушки.

Маркиз вздохнул. Мише стало жаль его.

– Ладно, Мак, начинай, – негромко сказал он.

Макинтош прошествовал к письменному столу Маркиза, забрался на него и объявил:

– Итак, что мы имеем? Прежде всего парня. Заика или сипящий, одно из двух. А еще фургон. Необязательно светло-серый и с надписью «хлеб». Вполне возможно, что его перекрасили.

– С какого п-памятника н-начнем? – спросил Маркиз, раскрывая карту Москвы.

– Искать надо у Гагарина, – сказал Миша.

– С чего ты в-взял?

– Мне так кажется. Интуиция. Я думаю о памятнике Гагарину, и внутри меня будто что-то шевелится.

– Это шевелится отвращение к жуткому памятнику, похожему на Бэтмена, – съязвил Мак, – ладно, вперед, к Ленинскому проспекту, искать фургон и заику по подъездам.

– А вы у меня под гипнозом спрашивали про Катю? – остановился перед выходом Миша.

– У тебя же есть интуиция, – ухмыльнулся Мак, – пусть она тебе и подскажет.

Я стояла у окна, думала о Мише. И вдруг увидела его, пересекающего двор! Не может быть! Галлюцинация? Wishful thinking?

Дверь за моей спиной открылась. Влетел Барс, схватил меня за плечи, оттащил от окна.

– Так, птуша, нам нужен твой пункт наблюдения.

Его брат тем временем двинулся к балкону. Они выглядели очень комично в своих шляпах с кустиками и плотных накомарниках.

– А от тебя, – продолжил Барс, усаживая меня на кушетку, – требуется снова напрячь память. Скажи-ка, Миша – твой сосед по даче?

– Зачем вам это?

– Побольше дела, поменьше слов, птуша. Ты же не хочешь, чтобы тебя постигла участь Свити, нет? Девочки, случается, падают с балконов… Впрочем, я и так знаю ответ. А вот скажи-ка…

Барс придвинулся поближе. Его лицо по-прежнему закрывал накомарник, но теперь он показался мне не комичным, а устрашающим.

– А мог Миша видеть Мишулика? Все, понял. У тебя все написано в глазах.

– Идут! – крикнул его брат с балкона.

– Отлично. А теперь, птуша, один ма-аленький укольчик.

Старший и младший вышли на лестничную клетку. С первого этажа раздавался звук шагов. Кто-то молча поднимался по лестнице.

– А ведь Катя сразу поняла, о чем идет речь, – громко сказал старший, закуривая, – она знает, что ее бабка спрятала бриллиант в Мишулика.

– Только вот где спрятан сам Мишулик? – сказал младший тоже нарочито громко. – В сарае-то его не было.

– Не было. Катя соврала, – продолжал старший, глядя вниз, на лестничный проем, – она хочет, чтобы ее друг нашел камень и обменял его на нее. Как этого друга зовут, Макинтош?

Звук шагов стих.

Старший и младший переглянулись. И снова уставились вниз.

– Нет, Михаил.

– Точно. Она считает его умным, умнее всех.

– Может, он и догадается?

– Вряд ли. Надо еще раз припугнуть птушу. Показать ей то ружье, из которого мы застрелили летом лося.

– Оно же заряжено. А если выстрелит в квартире?

– За птушу боишься? – засмеялся старший, выдыхая дым. – Невелика потеря.

Снизу донесся неразличимый шорох, а затем снова звук шагов. На этот раз кто-то бежал вниз.

– Заглотили наживку, – пробормотал старший, затушив сигарету.

– Ты что? – крикнул Миша, как только они выбежали на улицу из подъезда.

Он схватил за рукав бледного, как свет уличного фонаря, Макинтоша.

– С ума сошел? Это же преступники были! Мы их нашли! Вон фургон! И бабулька сказала, что на четвертом этаже парень-заика живет. А главное – они же про нас говорили.

– Вот именно…

– Так пошли к ним! Катя у них!

– Чтобы они пальнули по нам из ружья?

– М-может, вызвать м-милицию? – сказал Маркиз.

– Чтобы они пальнули из своего ружья по Кате-заложнице? Я не понимаю, чайники. Вы что, их разговора не слышали? Про камень и все такое. Им просто нужен какой-то игрушечный мишка. Катина старая игрушка. Надо найти ее и обменять на Катю, и никто не пострадает.

– Откуда мы возьмем камень? – не понял Миша.

Мак помолчал, а потом сказал:

– Когда ты целовался с Катей…

– Что-о?

Маркиз схватил Мишу за рукав, чтобы тот не врезал Маку, и оглянулся на дверь, словно преступники могли в любую минуту выйти из подъезда.

– Ты обещал не спрашивать о Кате! Ты обещал …

– Тихо. Когда ты целовался с Катей…

– Он сейчас уб-бьет теб-бя, М – Мак!

– Ты говорил, что вы разбирали игрушки! Какие игрушки? Где они, можешь вспомнить?

Миша несколько секунд смотрел на Мака, а потом выдавил:

– Да. В комнате бабушки. Мы играли… Мы играли в пещеру Тома Сойера.

– Сможешь показать? Или нужно прибегнуть к гипнозу?

– Не нужно. Смогу.

Миша никогда не смог бы забыть ту «пещеру», даже если бы очень захотел.