Поразительно, но это и в самом деле была мать Дейрдры — та женщина, которую она видела утром в отеле вместе с мужчиной довольно жалкого вида. Неужто и впрямь безупречная Эйлин О'Хаган завела любовника! То-то отец потешится, когда она расскажет ему об этом завтра в Аскоте.

Она поцеловалась с Дейрдрой и пришла в восторг от ее восхитительного платья. А в душе подивилась, как только могла Дейрдра соблазниться этим одеянием пошловатого сиреневого цвета с однотонной вышивкой на плечах. В этом невыносимо почтенном наряде она была настоящая «мать невесты». Дейрдра заслуживала лучшего, ведь она может отлично выглядеть. К тому же, за платье, верно, пришлось отвалить кучу денег.

Наряды ее дочерей тоже не отличались изысканностью. Хелен была в блузке и юбке — по-видимому, самое большее, что дозволялось монастырскими правилами в отношении одежды. Анна, сама по себе очень даже привлекательная, вырядилась в чудовищный синий с белым костюм, везде, где только можно, белые оборочки — на вороте, на подоле, на манжетах. Ни дать ни взять детское праздничное платьице.

И Фрэнк.

— Отлично выглядишь, Фрэнк, сколько лет, сколько зим, — сказала она.

— Поразительно, но для тебя годы остановились, — ответил он, чуть передразнивая ее тон.

Она впилась в него жестким взглядом.

— Рената, это Морин Бэрри, мы с ней были шафером и подружкой невесты на знаменательном событии двадцать пять лет назад. Морин, это моя жена Рената.

— Счастлива познакомиться.

Две женщины окинули друг друга взглядом.

Морин увидела перед собой ничем не примечательное лицо, хорошо скроенную модельную одежду, аккуратный макияж, неброские драгоценности. Если она не ошибалась насчет этой золотой цепочки, то на шее у Ренаты Куигли висела стоимость нескольких домов на Розмари-драйв.

— Фрэнк сказал, вы преуспевающий бизнесмен и у вас несколько магазинов модной одежды.

Рената говорила так, будто заранее выучила небольшую речь. Ее акцент был очарователен.

— Он слишком меня превозносит, Рената, всего лишь два магазинчика, и еще один я планирую открыть здесь. Нет, не в Лондоне — ближе к Беркширу.

— Я расстроился, когда услышал, что твоя мать умерла. — Фрэнк деликатно понизил голос.

— Да, это было большое горе, всегда такая энергичная, уверенная в себе — ей бы еще жить и жить. Вон как миссис О'Хаган. — Морин кивнула в сторону весело болтающей в углу матери Дейрдры.

Рената немного отошла, чтобы побеседовать с Десмондом и отцом Хёрли.

— Она меня ненавидела, — сказал Фрэнк, не отрывая взгляда от Морин.

— Прости, кто?..

— Твоя мать. Она меня ненавидела. Ты это знаешь, Морин.

Взгляд его был так же жесток, как минуту назад ее.

— Нет, ошибаешься. Она не питала к тебе никакой неприязни. Всегда очень хорошо о тебе отзывалась, говорила, ты был очень мил в тот раз, когда она тебя видела. Помню, как она стоит в «утренней комнате» и говорит: «Он очень милый молодой человек, Морин».

Она точно воспроизвела беспощадную иронию, высокомерное пренебрежение, ехидное изумление — все, что когда-то вложила в эти слова ее мать.

Больнее ранить его она не могла.

Но он сам напросился — красивый, всесильный, дерзкий, он играл жизнями других людей, решал за них, что они будут покупать, где покупать и когда.

— Ты не вышла замуж? — спросил он. — Не нашлось для тебя никого подходящего?

— Да, никого не нашлось.

— Но, наверное, не раз бывали искушения… — Он по-прежнему глядел ей прямо в глаза, его взгляд не дрогнул под ее сарказмом, когда она изобразила убийственный тон своей матери.

— Ах, Фрэнк, ну конечно, я испытывала соблазны, как и все деловые люди. Замужество тут ни при чем. Уверена, у тебя в жизни было то же самое. Очень удивлюсь, если это не так. Но выходить замуж, заводить семью — для этого нужна веская причина.

— Любовь, может быть… или даже увлечение?

— По-моему, этого слишком мало. Требуется что-то более прозаическое, к примеру… — Она огляделась по сторонам, и ее взгляд упал на Дейрдру. — К примеру, беременность. Или… — Она снова обвела взглядом комнату и остановилась на Ренате.

Но сказать не успела. Фрэнк ее опередил.

— Или деньги? — услужливо подсказал он.

— Именно, — подтвердила она.

— Не очень достойные причины, и та, и другая.

— Ну, во всяком случае, не беременность, это уж точно. Тем более, если оказывается, что ее не было.

— А ты выяснила, что там такое было? — поинтересовался Фрэнк.

Морин пожала плечами.

— Господи, да мне ни единым словом не намекнули ни о каких-либо проблемах, так что же им было сообщать мне: мол, опасность миновала или не миновала или чего там у них было.

— Скорей всего, у нее случился выкидыш, — сказал Фрэнк.

— Десмонд тебе что-то говорил? — Морин была удивлена.

— Нет, совсем нет. Они впервые справляли Рождество в Лондоне, а я тогда был не в лучшей форме, на душе было скверно, ходил как неприкаянный. Попытался напроситься на Рождество к ним, но не тут-то было: Дейрдре, мол, нездоровится. И вид у нее действительно был неважный. Думаю, она все-таки была тогда беременна.

Тон у него изменился, стал человечнее, и глаза потеплели; она почувствовала это и тоже смягчилась.

— Вот не повезло-то! Попасться в ловушку из-за ложной тревоги, — сказала она.

— Может быть, они находят утешение в детях и ни о чем не жалеют, — возразил Фрэнк.

Они уже говорили, как друзья, старые друзья после долгой разлуки.

Хозяева и гости отправились, наконец, в церковь, и Филиппа вздохнула с облегчением. Она не знала и знать не хотела, что там будет, но понимала, что для Дойлов этот визит в церковь исполнен большого значения. Что им важно не просто устроить застолье, но снова побывать в храме, подобном тому, где все началось. Филиппа весело пожала плечами и распорядилась насчет мытья бокалов и проветривания комнаты. По крайней мере, этот своего рода антракт дал им возможность без помех убрать то, что осталось от закуски, и сервировать салаты.

До церкви было рукой подать, потому пешая прогулка туда и оказалась такой хорошей идеей. Если ехать на машинах и такси, надо решать, кто с кем поедет, — это бы неминуемо растянулось на целую вечность. А так, вот уже все они, тридцать человек, собравшихся на серебряную свадьбу, преклонили колена.

Это была самая обычная месса, и многие радовались, что теперь можно не идти в церковь завтра: в нынешние либеральные времена присутствие на субботней вечерней службе считалось достаточным.

А те, кто, как Анна, вообще не ходили в церковь, ничего не выгадали.