Алланон сжал руки под темным плащом. Но разве не может он ей помочь? Прямо сейчас? Ну вот опять… Друид мрачно улыбнулся. Еще тогда, с Шиа Омсвордом, он решил, что откроет юноше лишь часть всей правды. Ибо те, кому правда поможет в их битве, должны сами дойти до нее, чтобы правда дала им силы. Но уж ей-то он мог бы сказать. Или хотя бы попытаться… Ее отец, Вил Омсворд, наверняка настоял бы на этом, будь у долинца такая возможность. Но решать здесь не Вилу. А только ему, Алланону.

Как всегда, только ему.

Странное горькое чувство вдруг охватило его. Теперь уже нет Паранора. И Совета давно уже нет. Остался лишь он, Алланон, последний друид на земле. И только ему выбирать свои пути. Одному. Без помощи мудрых советчиков. Без древних книг. Ибо теперь, когда Паранор исчез, у него совсем ничего не осталось: ни дома, ни мечты, ни надежды.

И только все беды и проблемы народов Четырех Земель так и лежали на его плечах, ведь никто не снимал с него этот груз. Так было всегда. И так будет, пока он жив. Он выбрал себе это сам. Он принял решение, когда Бреман избрал его своим сыном. Раз и навсегда. Но он, Алланон, был последним. Когда он уйдет, кто займет его место?

Погруженный в раздумья, друид стоял в темном безмолвии леса и смотрел — не отрываясь смотрел на Брин Омсворд.

Солнце еще не успело подняться над вершинами гор, а всадники уже ехали дальше. На восток. Утро вновь было ясным и теплым, наполненным светом солнца и мечтами о лучшем. Ночь отступала на запад от Вольфстаага, гонимая солнечными лучами. Над восточным горизонтом разлилось золотое сияние и проникло даже в сумрачные дебри леса, и мрак словно съежился, испугавшись яркого света. Даже в суровых горах стало как будто светлее.

Как хорошо, как красиво в Тенистом Доле в такой ясный, погожий денек, думала Брин, подставляя лицо золотистым лучам. Ведь даже здесь деревья по-осеннему пестрели, и зеленел мягкий мох, и трава еще не пожухла. В утреннем воздухе витали пьянящие запахи — запахи вольной жизни природы. Сейчас в Доле все уже встали, над трубами закурился дымок, и через раскрытые настежь окна струятся ароматы горячей еды. Скоро жители Дола закончат свой завтрак и возьмутся за повседневные дела, а позже, когда все будет сделано, семьи или друзья соберутся вместе… не в домах, а на улице, чтобы насладиться последним теплом уходящего лета…

“Как я хочу туда, к ним, — с горечью думала Брин, — как я хочу домой”.

Ясное утро сменилось таким же ясным днем. Впереди, сквозь расщелины в скалах, уже показалась черная стена леса. Ближе к полудню всадники миновали последний хребет Вольфстаага и начали спуск в долину.

И очень скоро добрались до Гремящего Потока.

Его еще не было видно, но от глухого рева откуда-то из-за заросшего лесом каменистого кряжа, казалось, вздрагивает само небо. Словно невидимая волна накрыла троих путешественников, сотрясая землю под ними. Подхваченный внезапным порывом ветра, рев разносился по лесу оглушительными раскатами грома. Лес поредел, и уже стало видно, что над вершиной хребта впереди клубится туман, словно подернутый моросью мелких сверкающих брызг; и сквозь влажную дымку проступают размытыми пятнами покрытые мхом стволы, сплетенные ветви деревьев и блестящие, мокрые листья. Дорога петляла между громадными валунами, и камни казались расплывчатыми, будто призрачными, в этой влажной текучей дымке. Словно застывшие великаны, изваянные из тумана и брызг. И над всем этим — оглушительный рев.

Но ветер, срывающийся с вершин Вольфстаага, постепенно рассеял туман, и чаша низины раскрылась перед изумленными взорами путешественников: горы, окутанные золотистым сиянием солнца, бросали глубокие синие тени на черные дебри дремучего леса, сумрачного и неприступного, словно заколдованного. Но самое главное — это источник таинственного грозного рева. Водопад. Бурный поток вспененной белой воды, потрясающий своей необузданной мощью, вырывался из трещины в скалах и ревущей колонной обрушивался сквозь туман и кисею брызг в полноводную неукротимую реку, что неслась меж скал и исчезала в дремучем лесу.

Всадники, не сговариваясь, придержали коней.

— Гремящий Поток, — произнес Алланон, указав на рокочущий водопад.

Брин как зачарованная молча глядела вниз. Это было так, словно она стояла сейчас на самом краю мира. Брин не могла даже определить, что она чувствовала в этот момент. Она могла только смотреть: колонна бурлящей воды в не одну сотню футов высотой, и всего в сотне ярдов от ее ног, срывается вниз и разбивается о камни утеса… Дух захватывало от подобного зрелища необузданной мощи. А еще дальше внизу, протянувшись до самого горизонта, лежали леса Восточной Земли и как будто подрагивали в сверкающем от брызг, затуманенном воздухе. Влага, казалось, размыла их осенние яркие краски, и пейзаж утратил четкость. Брызги Гремящего Потока, как капли дождя, летели в лицо Брин, запутывались в волосах… Девушка зажмурилась и глубоко вдохнула прохладный, тяжелый от сырости воздух. Странно, у нее вдруг возникло такое чувство… словно она сейчас заново родилась.

А потом Алланон указал им вперед, и всадники осторожно поехали вниз, по крутому склону долины, прямо к расщелине, откуда срывался Гремящий Поток. Друг за другом — через низкий кустарник и корявые сосны, упорно лепящиеся к голому камню на вершине склона, — по узкой тропе, вьющейся меж камней вдоль гигантского водопада. Туман льнул к путешественникам, влажный и словно тягучий. Ветер стих, растворившись в реве воды. Даже свет солнца рассеялся в липком тумане; лес окутали обманчивые сумерки и подступали как волны прилива, а то вдруг неожиданно прояснялось, но потом полумрак вновь накатывал — плотнее, гуще.

Наконец всадники добрались до подножия водопада и, проехав еще немного, вырвались из тумана и полумрака к теплому свету солнца. Здесь, на берегу лесной реки, трава была еще по-летнему свежей и зеленой, но листья деревьев уже пожелтели. Путешественники ехали прямо на восток, вдоль реки. И постепенно рев Гремящего Потока умолк вдали. Воздух стал теплее. Яркими пятнами в листве деревьев мелькали птицы.

В этом лесу вновь была жизнь. Брин облегченно вздохнула. Все-таки как хорошо, что они наконец выбрались из Вольфстаага!

Алланон вдруг натянул поводья.

И, словно по приказу друида, лес замер. Безмолвие покрывалом окутало землю в несколько слоев, так стало тихо. Брин и Рон тоже остановили коней. Они неуверенно переглянулись и с тревогой повернулись к друиду. Но Алланон даже не шелохнулся. Неподвижно застыл он в седле, напряженно вглядываясь в сумрак между деревьями, и слушал.

— Алланон, что там? — начала было Брин, но друид резко вскинул руку, призывая к молчанию.

А потом повернулся к ним, и суровое лицо его было хмурым и напряженным, а во взгляде появилось какое-то странное выражение, которого раньше ни горец, ни девушка не видели. Они даже не знали, что глаза Алланона могут быть такими. И Брин испугалась. По-настоящему испугалась, хотя никак не могла понять почему.

Алланон ничего не сказал им. Он лишь печально улыбнулся и вновь отвернулся, указав рукой вперед. Они проехали чуть дальше сквозь иссохший кустарник; и вскоре перед всадниками открылась маленькая узкая долина или, скорее, овражек с пологими склонами. Здесь Алланон вновь остановил коня и на этот раз спешился. Рон и Брин тут же последовали его примеру. Все трое молча стояли и вглядывались в дремучий лес на той стороне оврага.