вообще никому, — хмыкнул я. — Непохоже, чтобы его вообще волновали кланы.

Притом, что его силе мог позавидовать любой архонт. Только сейчас я понял, что Рикка была права — такое чудовищное поле магии под силу считанным единицам. А ещё — я не увидел, чтобы он делал плетения. Конечно, он мог создавать узоры языком, как дознаватель имперской разведки. Только я не ощущал в нем ни капли человеческого, как в старике с зубочисткой.

Он словно был из другого мира. И я точно знал, заинтересовался он не только Риккой.

Боги всегда чувствуют человека. Но там, на лужайке у парковки, на меня будто смотрели десятки глаз. И ни один не принадлежал людям.

Мы вышли к дороге, так и не найдя следов Рикки. Я обернулся к холму, заросшему лесом.

— Где, говоришь, тот заброшенный храм?

— Вон в той стороне, — она махнула вглубь леса.

— Давай-ка сходим и проверим.

Мы снова погрузились в темный лес. Но через десять минут вышли к заросшим, обшарпанным ступеням лестницы, ведущей к вершине холма.

— Наверху раньше был храм богини Инари, — шепотом пояснила Юи, поеживаясь. — Но лет пятьдесят назад сюда уже перестали ходить люди. А здесь жутковато…

Мы поднялись по ступеням наверх — перед нами раскинулись полуразвалившиеся домики некогда цветущего храма. Десяток обветшалых построек, окружающих широкий, заросший двор. Я покосился на замшелые статуи лисиц и бросил спутнице.

— Давай осмотримся как следует, я иду слева, ты — справа.

Не дожидаясь, пока Юи решится, я зашел за левый ряд построек и пошел вперед через заросли.

Всё это место было наполнено энергией. Не знаю, выкупила Юмэми эту землю для меня или нет, но храм находился в отличном месте. Обойдя два покосившихся домика, я подошел к главному зданию — длинной деревянной постройке с идолом под крышей и деревянным коробом для пожертвований. Когда-то над ним висели два больших медных колокольчика с плетеным шнуром, но от них осталось лишь разогнутое кольцо под крышей.

Я зашел за угол и медленно пошел вдоль стены, прислушиваясь к шорохам леса и хлопанью крыльев птиц, когда услышал тихие всхлипы. За углом? Нет, внутри.

Хлипкие, рассохшиеся доски так и норовили заскрипеть под ногой. Осторожно ступая, я прошел к двери в помещение. Створка была открыта, судя по царапинам — недавно. Всхлипы затихли.

Не успел я шагнуть внутрь, как навстречу мне из тьмы бросилась маленькая темная фигурка. Я перехватил девчонку, стиснул в объятьях и прижал к себе.

— Тише, Рикка, это я.

— Рэйджи! — пискнула она и, уткнувшись в мою грудь, беззвучно содрогнулась.

— Шшш… всё в порядке. Мы потеряли тебя, давай-ка лучше вернемся домой.

— Мы можем… немного посидеть здесь?

Кивнув, я выпустил её и сел у ветхой стены. Рикка опустилась рядом и прислонилась ко мне. Её голова уткнулась в мое плечо.

— Так что там с этим доктором? Это он оставил тебе эти шрамы?

Она коротко качнула головой и заговорила. Тихо, но отчетливо.

— Я никогда не рассказывала об этом, Рэйджи. Думала, всё осталось в прошлом, прошло как страшный сон и больше никогда не повторится.

Снаружи послышался тихий скрип. Судорожно сглотнув, Рикка произнесла.

— Доктор Шварцен обещал родителям вылечить моё сердце. Но, сделав это, он начал ставить на мне эксперименты и опыты. Надо мной и… ещё двумя сотнями детей. Таких же, как я, больных и здоровых. Он собрал нас со всех уголков Империи, посулив новую жизнь. Мы ему верили… если бы я тогда поняла, в лапы какого чудовища попала!

Она содрогнулась всем телом, из груди вырвался сдавленный стон. Я бережно сжал её ладонь.

— Успокойся и расскажи. Так что он с вами сделал?

Глава 25. Последний шанс

Рикка откинулась назад и заговорила.

— Я родилась… бракованной. Врожденный тяжелый порок сердца. Оно могло разорваться от любой нагрузки. Мне еле удавалось ходить, лишь благодаря магам-лекарям клана, следившим за мной с рождения, я выжила. Я почти не помню детство. До момента, когда приехал Шварцен.

Её передёрнуло, но тихий шепот снова зазвучал в темноте.

— Он был очень вежливым и убедительным. Сказал, что лечит таких же, как я, детей с безнадежными болезнями. Он привел меня в большой зал, к остальным. Нас там были десятки: дети из богатых семей, бедняки и нищие, брошенные и дети из приюта. С каждым днем их становилось больше. Он всем обещал новую жизнь, исцеление, сулил золотые горы…

Она горько усмехнулась.

— У меня было три операции. Все успешные. Представь, каково было шестилетней девочке узнать, что она больше не должна сдерживать шаг, считать вдохи и выдохи, чтобы не перегрузить сердце? Что я могу играть, как все дети?.. Нужно только поправиться. Я плакала каждый день от радости, я боготворила его и была готова на всё, что он попросит. И он попросил… вернее, сказал, что родители разрешили. Что будут гордиться, если я помогу вылечить других. Нужно только изучить меня, как я выздоравливаю — ещё пару осмотров, обследований, операций. Я верила всему. А потом заметила, что детей с каждым днем становится меньше.

Рикка обняла руками колени.

— Они перестали возвращаться. За ними приходили ночью, а утром нас становилось на одного меньше. Шварцен говорил, они поехали домой, в новую жизнь. Мы мечтали, чтобы ночью следующим забрали кого-то из нас. Я переносила одну операцию за другой, и они становились тяжелее. Шварцен становился холодным, его уже не волновало моё сердце. Он лез глубже, но я понятия не имела, что он делает.

Она запнулась и замолчала, подбирая слова.

— Однажды я увидела одну из девочек, которую увели ночью. На следующий же день, мы лежали в одной операционной. Мне дали наркоз, но прежде, чем я уснула, то увидела, как они достают из неё… что-то. А Шварцен сказал — уберите её, теперь для нас она бесполезна.

— Вот как.

— Теперь я знала, что они не возвращаются домой, но молчала и терпела новые обследования. Сперва он говорил — это ради мамы с папой. Порадую их, если сделаю это. Но ждать дальше было невыносимо. Он сказал, если заплачу, они расстроятся и не заберут меня обратно. Не придут, потому что я сделала неправильно… сказала лишнее. А я не понимала, почему родители никак не приходят за мной.

Её история была стара как мир. Эскулапы были везде и всегда, но немногие переходили грань дозволенного и ставили эксперименты на детях. Это же так просто: доверчивый ребенок поверит всему, что скажешь. Примет всё за чистую монету. Рикка была такой же, одной из сотен.

— Потом ты увидела, что достали