– Что насчет него?

– Он отец и должен помогать. Можешь потащить его в суд и заставить выплачивать алименты.

Мои глаза расширяются от удивления.

– Я не стану этого делать. Он и так будет помогать. – Я делаю паузу. – Настолько, насколько я ему позволю.

Карин раздраженно фыркает.

– Ты такая упрямая. Ты не должна делать это все одна, Би. Звучит так, будто он просто случайный попутчик. Что между вами происходит?

Я поднимаю чистую бутылочку и покручиваю соску, пытаясь представить, каково это: держать малыша и кормить его с помощью этого приспособления.

– Он никогда не собирался оставаться здесь. Он тут лишь из-за меня и ребенка, и я чувствую себя так, будто разрушила его жизнь.

Она усмехается.

– Он тоже был частью этого. Ты – не Дева Мария. Не было непорочного зачатия.

– Знаю. Но все же я могла сделать аборт. – Честно говоря, эта мысль давит на меня каждую минуту, которую я пытаюсь понять, как смогу жить со всем этим.

– Но ты не избавилась от ребенка, так что прекрати оглядываться назад.

– Знаю, – снова повторяю я.

– У тебя к нему чувства.

Я занимаю себя тем, что ищу место для чистых бутылочек и другой детской посуды.

– Он мне нравится.

– Ты можешь сказать слово на букву «Л». От этого не умирают.

Я бросаю на Карин раздраженный взгляд.

– Как будто ты лучше, мисс Я-Боюсь-Отношений. С каких это пор ты бегаешь за парнями, с которыми переспала, рассказывая им, как ты их любишь?

– Не бегаю, но и признаться не боюсь, в отличие от тебя.

– Я не боюсь. – Так ведь?

Она закатывает глаза.

– Ладно. В общем, это неважно. Такер здесь потому, что любит малышку, и этого для меня вполне достаточно, – отрезаю я.

Карин открывает рот, чтобы возразить, но, прежде чем она успевает сказать хоть слово, на кухню входит Такер.

– Готова? – спрашивает он меня.

Я бросаю взгляд на часы на микроволновке. Дерьмо. По ним выходит, что у нас двадцать минут до начала занятий.

– Да. Вам, ребята, придется уйти, – говорю я Карин. – Мы с Таком собираемся на занятия по дыханию.

Она вскидывает бровь.

– По чему?

– Чтобы помочь ей, когда начнутся схватки, – объясняет Хоуп, входя на кухню с Д’Андре, следующим за ней по пятам. Она подходит и целует меня в щеку. – Позвони нам потом, окей?

– Позвоню. И спасибо за помощь сегодня. Всем вам.

– Не стоит благодарности, – говорит Хоуп, а Карин с Д’Андре согласно кивают. – Готовы помочь, Би. Сейчас и всегда.

Эмоции захлестывают. Понятия не имею, откуда у меня такие потрясающие друзья, и мне, черт возьми, не стоит жаловаться на жизнь.

***

– Кажется, ты не испытываешь особого восторга по этому поводу, – комментирует Такер двадцать минут спустя. Он придерживает для меня дверь в местный спортивный центр.

– А ты испытываешь? – Нас приветствует желтая вывеска, украшенная воздушными шарами. – Все настолько сложно, что я должна учиться дышать? Это меня пугает.

– Ты вообще смотрела видео на YouTube?

– Боже, нет. Не хочу нервировать себя. А ты?

– Несколько.

– И?

Он показывает палец вниз.

– Не рекомендую. Не знаю, почему говорят «стальные яйца», чтобы описать кого-то сильного, потому что после второго видео яйца у меня, наоборот, попытались спрятаться внутрь тела. Плюс моя история просмотров YouTube теперь официально скомпрометирована.

– Ха-ха, именно поэтому я ничего и не смотрю. – Я угрожающе вожу пальцем перед его лицом. – Стой у моей головы во время родов, иначе никогда не захочешь снова заняться со мной сексом.

– Нет, я могу отделить одно от другого. – Он проводит рукой по моей спине и кладет ладонь на задницу, которая, как и грудь, увеличивается в размерах. – Эта попка создана для того, чтобы ее трогать.

– Значит, после рождения ребенка меня ждет один анал?

Он широко ухмыляется.

– Почему бы не совместить и то и другое.

Прежде чем я успеваю ответить, пожилая кучерявая женщина в радужной юбке до пола несется вперед, чтобы поприветствовать нас.

– Добро пожаловать на мастерскую «Работа любви»! Я Стейси!

– Джон Такер и Сабрина Джеймс, – представляет Такер нас обоих.

Стейси не пожимает ему руку, вместо этого молитвенно складывает ладони.

– Прошу, найдите себе мат на полу.

– Это кажется мне слишком хиппи-чумовым, – бормочу я, пока мы идем к трем рядам ковриков для йоги, расположенным на полу. Комната по большей части заполнена, но нам удается найти пустой мат в последнем ряду.

– Это урок дыхания. Думаю, так было бы правильнее назвать это «хиппи-чумовое мероприятие». – Такер помогает мне сесть. – Или хочешь, чтобы вместо этого я практиковался делать тебе уколы?

– Может быть, – я шучу, но лишь отчасти. Я читала, что во время родов бывают осложнения, но пока не решила, хочу ли эпидуральную анестезию.

Свет меркнет, и Стейси становится в центр комнаты, ее руки все еще сложены в молитвенном жесте.

– Думаю, она знает что-то нам недоступное, – шепчет Такер мне на ухо, – поэтому все время молится.

– Она знает, что куча препаратов никогда не сделает роды безболезненными.

Мужчина рядом с нами прокашливается. Такер тихо смеется, и мы оба замолкаем.

Стейси включает проектор в передней части комнаты. Появляются слова: «Добро пожаловать на “Работу любви”». А затем она начинает читать со слайдов.

– Мы здесь, чтобы помочь вам облегчить процесс родов. Средства массовой информации и организации здравоохранения бесконечно подпитывают наши страхи и паранойю, но истина в том, что рождение ребенка – не всегда болезненный процесс. Сегодня мы начнем наше путешествие к радостным и приятным родам. Три урока помогут вам преодолеть ваши негативные ощущения, привлекут спокойствие и вытолкнут страх.

– Мы тут на уроке дыхания или на посвящении в какой-то культ? – шепчет Такер.

Культ. Точно культ.

– Партнеры, помощники, встаньте позади мамы.

– Я уже ненавижу эту женщину, – шепчу я, пока он встает на колени сзади.

– Потому что она назвала тебя «мамой» или потому что сказала, что это безболезненный процесс?

Мужчина через несколько матов от нас поднимает руку.

– Куда мы кладем ладони?

– Отличный вопрос, Марк.