— Ваша милость, тут лестница на башню, я послал своего оруженосца дать знак, когда канцлер Германии подойдет.

За дверью топот, крики, звон оружия.

— Можно через кухню попытаться вырваться на задний двор, туда пока что не добрались.

В дверь бухнули чем-то тупым, может, стулом кто запустил или головой в шлеме приложился.

— Где же Кристиан? Мы ведь не могли очень далеко оторваться, он где-то совсем рядом… он…

— На дороге золотое облако, конница, знамен не разглядеть, но, судя по тому, как всполошилась римская сволочь, это наши!

— Эй, за дверью! Доблестные воины Кёльна! Открывай, подмога пришла.

Двери тут же поддались, и Райнальд вылетел в зал. Во дворе и сделалось свободнее, так как часть римлян теперь была занята подоспевшими воинами архиепископа Майнцского. Так что, раскидав тех немногих, кто оказался на его пути, Райнальд и его люди ударили римлянам с тыла.

Со знаменем и окровавленным мечом он ворвался в гущу сражения, ведя за собой кёльнцев. «За Барбароссу!»

В тот момент я не был с моими друзьями, Райнальдом и Кристианом. Нет, я был с ними!

— Вперед, Кёльн! Бей римских шлюх! Все трофеи ваши!

— Ура!!!

— Майнц непобедим! Во имя Господа и императора! Барбаросса!

— А кони тоже считаются трофеями?

— И кони, и ослы, и повозки, и все, что на этих красавчиках от сапог до шлемов.

— Ура!!!

«Все палатки римлян, оружие, латы, одежда, лошади, ослы и золото достались нам в качестве боевого трофея. Все это мы подарили наемникам и слугам. Нам, рыцарям, довольно чести и славы!» — написал счастливый Райнальд в свое архиепископство в Кёльн.

Мое войско двигалось медленнее, нежели войска Райнальда и Кристиана, но так и было оно мощнее. Меж тем Кремона основала новую лигу, в которую уже вошли ряд городов, причем как начавший заново отстраиваться Милан, так и города, в которых еще совсем недавно мы чувствовали себя как дома. Лига подготавливала восстания по всей Ломбардии, намереваясь, как минимум, урезать власть императора до тех размеров, которые были у Лотаря и Конрада, и как максимум вовсе прогнать немцев за Альпы. На этот раз вместе со мной в Италию отправились Беатриса и маленький Генрих, его сестренка и старший братик остались дома в Аахене.

Да и целью у нас был не Рим и уж никак не папа Александр, рано я объявил лисью охоту. К слову, папа бы от нас никуда не делся, а вот византийцы вполне могли, укрепившись в Анконе, двинуть на другие города, убивая наших подданных. Поэтому первым делом я осадил Анкону, слишком маленький город для двух императоров, и выбил оттуда Мануила.

К моменту нашего появления Райнальд и Кристиан уже выбили врага из Тускулумы и осадили Рим. Впрочем, зная, что ему предстоит обороняться, Александр заранее укрепил стены Вечного города и как минимум удвоил гарнизон. Правда, перышки его верным ястребам пощипали мои святые отцы, победа которых в крепости Тускулума ввергла жителей Рима в понятный ужас. Виданное ли дело, сначала из Рима уходит тридцать тысяч вооруженных до зубов воинов, чтобы нагнать пять тысяч уставших с дороги и устроившихся за утлыми стенами негодной крепостишки кёльнцев, а возвращаются… голые и избитые, волоча на себе трупы боевых товарищей. Бывает такое? Если и бывает, то не иначе как по воле Господа. Вывод, если Господь за Барбароссу, стало быть, он против Александра. А теперь представьте, насколько приятно воевать с такими мыслями, если ты на стороне проигравших. Полагаю, что часть «мужественных» защитников стен попросту дезертировала.

Имперские лучники выстроились вдоль стены, каждый под защитой щитоносца. По сигналу воздух прошивают тысячи стрел, и тут же щиты закрывают ребят, давая возможность приложить к тетиве новую стрелу. Под прикрытием стрел к стенам с молчаливой неотвратимостью судьбы ползут сразу шесть огромных башен на колесах, а на главные ворота с громовым ударом обрушивается таран. На этот раз ребята трудились с полной отдачей и ничего удивительного, что, видя наш пыл, римляне поспешили сдаться, добровольно открыв злополучные ворота.

— Первый вопрос: где ваш чертов папа? Где еретик Александр?

— В собор Святого Петра побег со свитой.

— Отто Виттельсбах, Бертольд Церринген, готово ли ваше секретное оружие?

— Давно готово, — смеется Церринген.

— Дорогу к Ватикану знаете?

— Разберемся как-нибудь, эй, Фридрих Швабский, прикрываешь императора, мы быстро.

Кто не знает, собор Святого Петра — огромная храмина, и для того чтобы реально поджечь его, мало уничтожить молитвенные скамьи, надо как минимум завезти дрова, а где эти бедолаги быстро отыщут дрова в чужом им городе? На то и расчет. Не знаю, действительно ли в тот день немецкая армия недосчиталась портянок, но вонь стояла изумительная. А Александр, он же не мог, как нормальный папа, мирно молиться за победу своих войск, стоя у главного алтаря, его потянуло в прятки играть по хозяйственным помещениям, крошечным нишам и исповедальням. В общем, когда дышать в этих крысиных норах стало реально нечем, кардиналы повылезли на свет божий, моля сохранить им жизнь. Разумеется, среди них был и сам черный от копоти, полузадохнувшийся понтифик. Его обнаружили, опознали, но тут огонь вдруг вышел из-под контроля, так что пришлось бросать все силы на борьбу с пожаром. Должно быть, в этот момент каналья и юркнул в какую-то тайную нору и под покровом дыма вылез за пределы Ватикана, где, поменяв мантию на обычный плащ, юркнул в подготовленную на случай побега лодку. И отправился вниз по Тибру в верную ему Террачину.

Ничего удивительного, что папа, служивший прежде канцлером Ватикана, знал такие ходы и что все у него было подготовлено к отступлению. Наши, конечно, лопухнулись, но да и я хорош, знал, что зверь им не по зубам, мог бы и сам пойти, не переломился бы. А стало быть, все виноваты и можно больше не сердиться.

Пожар потушили, а прокопченные стены пусть уж местные оттирают. Завтрашней мессе это не помешает, немцы — люди привычные. Император и римский народ желают отметить всемирную глорию хорошим местным винцом. Да и интронизацию папы Пасхалия III провести самое место. Кстати, Райнальд придумал такую штуку, после того как Пасхалий будет провозглашен папой, он по новой коронует меня и Беатрису. И даже хорошо, что ей скоро рожать, беременная императрица, это… будет мальчик, моя красавица хорошеет с каждым днем. Сыновья придают матери красоту, а дочери временно одалживают. Мы ждем Конрада.

— Ну и чем занята моя любушка-голубушка, моя любимая и единственная на все времена женушка Беатриса? Шелками ли вышиваешь, стихи ли слагаешь, золотые волосы маленькому Генриху расчесываешь?

— Ни то, ни другое, и даже не третье, хотя последнее мне особенно по сердцу. Провиант в дорогу готовим, ибо надоело питаться вяленым мясом, сухой рыбой и кашами, вечно эти каши…