тайком выкрала его для меня, но всего на полчаса. А отдали мобильный мне только в первый учебный день.

– Какой же я дурак! – сказал Шестаков, поднимаясь с кровати. Он так пронзительно и виновато посмотрел на меня, что я аж растерялась. Дрожащей рукой поправила очки, стараясь скрыть нахлынувшее смущение. Потом, правда, выдохнула, постаралась успокоиться, надо ведь как-то продолжить разговор.

– Почему ты… назвал себя дураком?

– Потому что я решил, что ты меня бросила, – еще больше шокировал Витя своим признанием. Мне вдруг сделалось жарко, показалось, воздуха не хватает. Я не знала, куда деть глаза, в какую точку смотреть. В итоге стянула с себя шарф, скинула куртку в надежде, что посторонними действиями смогу унять волнение и дрожь в коленках.

– Рита, – Витя потянулся к моим ладоням и вдруг обхватил их, крепко сжав. Его взгляд сделался ошалевшим, а зрачки практически черными, дыхание сбилось, голос дрогнул, а вместе с ним дрогнула и я.

– Что ты… – прошептала робко, в груди уже вовсю шалило сердце, и тут надо бы уйти, спасаться бегством, а я и подняться не могла. Сидела, замерев то ли от нахлынувшего счастья, то ли от шока, то ли от страха, что сейчас проснусь в своей комнате, и все это окажется глупым сном.

– Я такой дурак… Я не знаю почему, я просто… – повторял какую-то бессмыслицу Витя, глотая ртом воздух.

– Я ничего не понимаю, честно, – бормотала, стараясь сдерживать эмоции. Под ребрами творился тот еще ураган, мне хотелось и плакать, и смеяться, и задать тысячу вопросов. Но больше всего хотелось обнять Витю, прижаться к нему крепко-крепко, а затем остановить время.

– Я приезжал тридцать первого, – вдруг сказал Шестаков, чуть наклонившись. Его дыхание щекотало мои щеки, губы. А его глаза… Мне отчего-то показалось, в них было то самое желание, что таилось и в моем сердце – раствориться навечно друг в друге, вернуть наше бесконечное лето.

– Я н-не з-знала.

– Я увидел тебя на балконе и, дурак, подумал, что ты просто не хочешь быть со мной.

– Ты, в самом деле, дурак, – вырвалось у меня.

Витя коснулся своим лбом моего, и в ту же секунду мысленно я начала отсчет до взрыва в легких, до остановки пульса, потому что окончательно сбилась с курса.

– Я не получал твоего сообщения, – прошептал он мне в губы. – И звонков не было. И я решил… Прости меня, я…

– Как же… я ведь отправляла, – жар накрыл плечи, грудь вздымалась от волнения. Я плохо соображала, заикалась, но где-то на задворках разума мелькали стоп-сигналы. Одним из таких была Алена, их с Витей отношения. Да, он мог не получить моей весточки, мог обидеться, я все это прекрасно понимала, но теперь рядом с Шестаковым была другая девушка. И поддаваться порыву чувств попросту неправильно.

Из последних сил, а их у меня было чертовски мало, я оттолкнула Витю и поднялась с кровати.

– Рита, – позвал не своим голосом он и вновь коснулся кисти руки, опыляя кожу жаром. До чего же нежно и трепетно звучало мое имя из его уст, до чего сводило с ума, заставляя бабочек в животе расправлять крылья.

– Рядом с тобой я становлюсь каким-то другим, ищу то, чего и в помине нет. Ты вправе на меня обижаться, даже уйти прямо сейчас, но знай, что я… что ты мне… очень нужна.

Мой взгляд прошелся по комнате и остановился на коробочке, поверх которой лежал синий носовой платок. На нем была вышита буква «В». Я сама ее вышивала, будучи семилетней девчонкой. Помнится, мне тогда хотелось сделать что-то своими руками, запоминающееся, и я попросила маму помочь. Мы вместе выбрали ткань, обработали стежками, затем я уже самостоятельно соорудила из ниток заглавную букву.

Удивительно, прошло столько времени, а Шестаков до сих пор хранил этот платочек. Пусть и не использовал его, пусть он и лежал одиноко на полке, но ведь лежал.

– А как же Алена? – прошептала, ощутив волну ревности.

– А причем тут Алена? – Витя поднялся с кровати, коснулся моих плеч и повернул к себе, пытаясь заглянуть в глаза, которые я так старательно прятала.

– Ты говоришь мне такие громкие фразы, хотя у самого есть девушка. Это неправильно, Витя.

Вместо ответа Шестаков вдруг усмехнулся, да настолько открыто, словно услышал очень забавную шутку.

– Что здесь смешного? – искренне удивилась я, даже немного обиделась.

– После нашей разлуки я только и думал о тебе, какие девушки, Рит? Это, блин, дебильные слухи, которые непонятно кто распускает. Между мной и Смирновой давно ничего нет, еще с ноября прошлого года.

– К-как? – захлопала ресницами я, перебирая в голове кадры прошедших двух месяцев. Сколько раз я видела вместе Алену с Витей, да вот даже недавно, когда они у крыльца обнимались.

– Ты реально думаешь, что я такой вот ветреный? – Шестаков вновь нашел мои ладони, переплетая наши пальцы. Его движения были такими обыденными, словно мы и не расставались.

– Я видела вас, ты ее обнимал, – воспротивилась, вырывая руки.

– Нет, не так было! Я ее не обнимал, это она уткнулась носом мне в грудь, а я просто не успел отойти.

– Ну да, – хмыкнула, раздражаясь его отговоркам. Вот если бы меня кто-то кинулся обнимать насильно, я бы сразу оттолкнула человека. А тут, стояли себе мирненько, сладенько. Неужели он думает, я в это поверю?!

– Мы с ней просто хорошо общаемся как друзья. В одной компании, и все такое.

– Мне домой пора, – бросила я и, развернувшись на пятках, поспешила покинуть комнату. Может, надо было и договорить, все выяснить, но женское начало, гордость не давали спокойно мыслить.

Быстро скользнув в коридор, и натянув куртку, я почти успела выйти из квартиры, как неожиданно раздался голос Шестакова:

– Ай! Блин!

Я вдруг испугалась и тут же кинулась обратно в спальню, переживая, что Витя упал, или ему сделалось хуже. Ушиб никуда ведь не делся. И все из-за меня, из-за поездки на заброшенную фабрику.

Однако стоило только переступить порог, как я в буквальном смысле наткнулась на Шестакова – уперлась в его грудь лбом. Затем вскинула голову, хотела отступить, но он не позволил: обхватил в кольцо своих рук и дернул к себе, крепко обнимая.

Первые несколько секунд я пребывала