Взятие русскими моряками острова Корфу полностью изменило военно-политическую ситуацию. Теперь уже именно русские, а не англичане стали хозяевами Адриатики и восточной части всего Средиземноморья. Это был огромный удар по самолюбию Нельсона, а потому в этот период он много пишет в письмах о своей неприязни к русским. Что же касается Корфу, то вскоре Нельсон все же прислал Ушакову свое поздравление: «С усердием поздравляю Ваше Превосходительство с победою Корфы. Уверяю Вас, что слава оружия верного союзника столь же для меня лестна, как и слава моего государя».

Между тем Нельсону стало лучше, и, встав на ноги, он принялся склонять короля Фердинанда к боевым действиям. Его активно поддерживал и премьер-министр королевства англичанин Джон Эктон.

— Давайте двинем вашу армию на север и освободим от французов Папскую область! — настаивал Нельсон.

— Но моя казна совершенно пуста! Как же я буду воевать? К тому же и Австрия еще не вступила в войну с французами, — возражал король.

— Когда Англия увидит мужественные усилия неаполитанцев в борьбе с французами, она не бросит своих друзей в беде и не оставит их в нужде! А если Австрия вступит в войну, то быстро приберет к рукам всю Италию, и вам, ваше величество, останется в утешение лишь одна Сицилия!

Таким образом, хотя и в весьма туманной форме, деньги и помощь королю от Англии были обещаны.

Фердинанд вздыхал и отнекивался, выяснять отношения с французами он явно боялся, однако Нельсон был неумолим:

— Воевать, ваше величество, гораздо лучше на чужой территории! Если вы не пойдете на французов, то они скоро сами придут к вам, и тогда что-либо изменить будет поздно! К тому же вы только что заключили весьма выгодные военные договоры!

Фердинанд действительно заключил два договора — с Австрией и Россией — о совместных действиях против Франции.

Император Павел I обещал своему неаполитанскому собрату девять батальонов пехоты и несколько казачьих сотен. Это несколько прибавляло уверенности в завтрашнем дне.

— Но как мне нападать? — сдался в конце концов неаполитанский король.

— Лучше всего вам двинуть свою армию на Рим. Если вы освободите от якобинцев Святой престол, то слава вашего величества не будет иметь границ! Вы сразу же станете первым из первых европейских монархов! Одновременно я возьму часть ваших войск на борт своих кораблей и произведу их высадку в Ливорно, в неприятельском тылу. Это завершит разгром врага!

Король колебался (уж очень хотелось стать первым из первых), потел (так как по-прежнему всего боялся) и жалобно вздыхал.

— Вам остается либо идти вперед, доверившись Богу и его благословению правого дела, и умереть со шпагой в руке, либо быть вышвырнутым из своих владений!

— Хорошо, — согласился, повздыхав, Фердинанд. — Пусть будет по-вашему!

Капитаны нельсоновской эскадры к затее своего командующего отнеслись скептически:

— Наш Горацио опять суется в сухопутные дела, а значит, успеха ждать не приходится! Лишь бы сам живой остался!

План Нельсона в целом был не так уж плох, но его успеху мешали два обстоятельства. Во-первых, опереточная неаполитанская армия могла сколько угодно поражать воображение обывателей на парадах своими разноцветными перьями, но по-настоящему воевать никогда не умела. Во-вторых, Нельсону всегда везло в морских сражениях, но ни одно из сухопутных дел, в которых он когда-либо принимал участие, не было успешным. Над британским флотоводцем словно довлел какой-то рок, в который уже раз предупреждающий, что не своим делом заниматься не следует. Увы, так случилось на этот раз.

Больше всех, как это ни покажется странным, возражала против похода, и в особенности против плавания Нельсона в Ливорно, Эмма Гамильтон. Секрет ее поведения был очень прост: она прекрасно знала об увлечении Нельсона тамошней красавицей француженкой Аделаидой Коррелья и страшно боялась, как бы влюбчивый контр-адмирал вновь не вернулся в объятия своей старой пассии. Узнав, что Нельсон готовится к отплытию, она слала ему на «Вэнгард» тревожные записки: «Умоляю, берегите себя ради нас, не сходите на берег в Ливорно, Вы не найдете там успокоения… Очень прошу, у Вас нет причин бывать на суше в Ливорно».

Леди Гамильтон волновалась напрасно: у Нельсона просто не было времени для возобновления старого ливорнского романа.

Вскоре в Неаполе появился и австрийский генерал Карл Макк фон Либерих, приглашенный главнокомандующим армией и произведенный по этому случаю в неаполитанские фельдмаршалы.

— Не сомневаюсь, что имя вашего величества не потерпит в этой войне ни малейшего ущерба! — заверил короля новый фельдмаршал и велел выступать в поход.

* * *

Всего в поход на Папскую область отправилась 32-тысячная армия. Еще пять тысяч солдат взял на борт своей эскадры Нельсон. Перед походом король Фердинанд, посол Гамильтон с супругой и фельдмаршал Макк вместе с Нельсоном произвели смотр неаполитанских войск. Те браво маршировали и лихо вскидывали «на караул» тяжеленные ружья.

— Это лучшая армия Европы! — удовлетворенно кивал головой Макк. — С этими храбрецами я быстро дойду до Парижа!

Пестрые костюмы неаполитанских гвардейцев привели австрийского генерала в полнейший восторг:

— Я словно побывал на карнавале! Ему вторил и стоявший рядом Нельсон:

— Насколько я разбираюсь в сухопутных делах, лучшей армии нельзя себе и представить!

Фердинанд от таких слов приободрился и выпятил грудь. Увы, вскоре выяснилось, что и австрийский генерал, и английский адмирал нисколько не разбирались в армейских делах, коль спутали опереточную армию с боевой.

Первый удар по Риму был столь стремительным, что там никто и не пытался обороняться. Французов было слишком мало, и командовавший ими генерал Шампинье предпочел оставить город почти без боя. Со стороны моря армию Макка прикрывал своими семью линейными кораблями и двумя фрегатами контр-адмирал Нельсон, который, несмотря на отчаянные протесты правительства Тосканы, заявляющего о своем нейтралитете, высадил десант. Но первые же стычки неаполитанцев с французами заставили английского контр-адмирала в корне пересмотреть свое отношение к боевым качествам союзников: бравые неаполитанцы разбежались при первом же выстреле.

— Вы никакие не герои! — кричал Нельсон побросавшим свое оружие союзным офицерам.

— Нет, сеньор, вы ошибаетесь! — отвечали те, с трудом переводя дух от быстрого бега. — Мы герои, но… мирного времени!

6 декабря в письме первому лорду Адмиралтейства взбешенный Нельсон пишет: «В немногих словах я Вам обрисую положение дел. Армия в Риме, Чивитавеккья (стратегически важный порт на Тирренском море. — В. III.) занята, но в замке Святого Ангела французы оставили еще пятьсот человек. Их главный корпус, насчитывающий 13 тысяч человек, занимает очень сильную позицию в Кастеллане. Генерал Макк идет против них с 20 тысячами. По моему мнению, результат предстоящего сражения сомнителен, а между тем только от него зависит судьба Неаполя. Если Макк будет разбит, то Неаполитанское королевство пропало. Оно само не в состоянии противостоять французам, а австрийцы еще не двинули свои армии… Но нельзя было колебаться. Необходимость требовала, чтобы был принят наступательный образ действий, прежде чем французы успеют собрать значительные силы».