– Но… но вы же не раб! Почему не сбежали?

– Отсюда не сбежишь, – просто говорит он, и именно тогда узнал я большую часть из того, что поведал вам выше: о страшной тирании Ранавалуны, ее ненависти к иностранцам, послужившей причиной к закрытию Мадагаскара от всего мира, о дьявольской практике считать всех чужеземцев «пропащими» – так они именуют обращение в рабство.

– Пять лет служил я этой ужасной женщине, – закончил рассказ Лаборд. – Я инженер – вы могли заметить сооруженные мною громоотводы на домах. Еще я сведущ в изготовлении оружия, поэтому лил для нее пушки. Наградой мне стала свобода, – он хохотнул, – но не свобода, чтобы уехать прочь. Мне никуда не уйти отсюда, как и вам, если только… – Лаборд не договорил, потом затараторил. – Но приведите же себя в порядок, друг мой. Помойтесь и побрейтесь, а по ходу расскажете о своих злоключениях. У нас мало времени. – Он бросил взгляд на дверь. – Мы можем пока не опасаться стражей, но минуты безопасности на Мадагаскаре так коротки.

И я, пока мылся, брился при тусклом свете фонаря, и стирал свои лохмотья, поведал ему свою историю. По мере рассказа я пригляделся к нему: Лаборд был моложе, чем показалось сначала – около пятидесяти, крупный, почти с меня, симпатичный и порядочного облика малый, но сторожкий, как кот: вздрагивал при каждом звуке снаружи, а говорил только торопливым шепотом.

– Я наведу справки про вашу жену, – сказал он, когда я закончил. – Они наверняка доставили ее на берег – никогда не упустят шанса закабалить иностранца. Этого Соломона я знаю: продает ружья и европейские товары в обмен на специи, бальзам и смолы. Его тут терпят, но защитить вашу жену он не в силах. Я разузнаю, где она, а там посмотрим. Как понимаете, потребуется время – это опасно. Они так подозрительны, эти люди – даже уже придя сюда, я подвергаюсь огромному риску.

– Зачем же вы пошли на это? – спрашиваю, поскольку не очень-то верю дарам, грозящим опасностью самим дарителям, – ведь я для него никто, если на то пошло. Лаборд промямлил что-то про чувство солидарности между братьями-европейцами и товарищами по оружию, но меня не проведешь. Не исключаю, что доброта была в числе его мотивов, но имелось еще что-то, о чем он не говорил, или я очень сильно заблуждаюсь. Но это могло обождать.

– Что они со мной сделают?

Француз пристально посмотрел на меня, потом смущенно отвел взгляд.

– Если вы понравитесь королеве, она может возвысить вас до положения фаворита, как это было со мной, – он замялся. – Именно поэтому я помогаю вам вернуть презентабельный вид: мужчина вы крупный и… привлекательный. Поскольку вы офицер, а ее страсть к армии просто безгранична, можете стать инструктором – обучение, маневры и все такое. Солдат ее вы видели и могли убедиться, что их готовили по европейской методе – еще в старые времена сюда попал английский капельмейстер, но в наши дни таких птах заносит редко. Так что… – Лаборд опять скользнул по мне каким-то настороженным, загадочным взглядом, – ваше будущее может устроиться, но умоляю, ради вас самих: будьте осторожны. Она, знаете ли, чокнутая – малейшего оскорбления, в любом виде, или подозрения… Даже если всплывет, что я, ваш соплеменник-иностранец, говорил с вами, и того может оказаться довольно – именно поэтому мне пришлось ударить вас прилюдно…

Выглядел он крайне напуганным, хотя я инстинктивно чувствовал, что этот человек не из тех, кого легко застращать.

– Если вы не угодите ей, вас ждут постоянные corvée – принудительные работы. А то и канавы, которые вы вчера видели. – Он покачал головой. – Ах, друг мой, вы даже не начали понимать, с чем столкнулись. Такое тут происходит ежедневно. Рим под властью Нерона – это пустяки!

– Б-же правый! Неужто ничего нельзя сделать? Почему они ее не… не избавятся от нее? И неужели вы не могли даже попытаться бежать?

– Вы сами все увидите, – отвечает Лаборд. – И прошу, не задавайте подобных вопросов, даже мысленно. По крайней мере, пока.

Мне показалось, что он был на грани того, чтобы сказать больше, но не решился.

– Я переговорю насчет вас с принцем Ракутой – это ее сын и в такой же степени ангел, в какой мать – демон. Он поможет, если сможет – принц молод, но добр. Если бы только он… Ну ладно! Ну что вам еще сказать? Так: королева немного говорит по-французски, некоторые из придворных и советников тоже, так что, когда мы встретимся там, имейте это в виду. Если потребуется обменяться приватным сообщением, используйте английский, но не переусердствуйте, не то заподозрят. Потом: приближаясь к королеве, ступайте с правой ноги; величайте ее «Богиня» – «ma Dieu» по-французски – ясно? Можно еще «Преславнейшая» или «Озеро, Вмещающее Все Воды». Необходимо вручить ей подарок, а лучше два – они одариваются всегда парой. Вот, я принес вам это. – Он протянул мне две серебряные монеты – настоящие мексиканские доллары, кстати. – Если в ее присутствии вам случиться заметить кривой кабаний клык с привязанной к нему красной лентой – он может лежать на столе или еще где-нибудь – простирайтесь перед ним ниц.

Я слушал его, разинув рот, а он тараторил без умолку, как все лягушатники:

– Делайте все, что я сказал – это ей понравится! Этот клык называется Рафантанка, это ее личный фетиш, не менее священный, чем сама она. Но самое главное: что бы она ни скомандовала, выполняйте немедленно, без малейших колебаний. Не выказывайте удивления. Не упоминайте про цифры шесть и восемь, иначе вы покойник. Никогда, никогда в жизни не употребляйте выражения «большой, как дворец». Что еще? – Лаборд потер лоб. – Ах, так много всего! Но верьте мне, в этом сумасшедшем доме все имеет значение! Любая мелочь может означать разницу между жизнью и мучительной смертью.

– Б-же мой! – простонал я, бессильно оседая.

Он похлопал меня по плечу.

– Держитесь, друг мой. Я рассказал вам все, чтобы приготовить вас, дать дополнительный шанс… остаться в живых. Мне пора. Попытайтесь запомнить, что я вам говорил. Я же тем временем попытаюсь навести справки о вашей жене. Но б-га ради, не упоминайте о ее существовании ни единой живой душе! Это будет означать конец для вас обоих. И… не теряйте надежды. – Француз посмотрел мне в глаза и на миг выражение страха стерлось с его лица – этот парень умел выглядеть решительным и сильным, когда хотел.[115] – Если я напугал вас, тем лучше, ибо там есть чего бояться, и моя задача, чтобы вы были настороже. – Он пожал мне руку. – «Bien. Dieu vous garde»[116].