— Пустите меня, пожалуйста. Будет лучше, если я оставлю вас и пойду к себе.

— Почему вы убежали?

— Я перенервничала.

— А что это «пере…»?

— Испугалась. Это означает испугалась. Я и не знала, как боялась, пока все, не кончилось.

— Боялись за меня?

Иногда он был слишком проницателен. Летти опустила глаза, положила руки ему на грудь и давила, пока он не отпустил ее. Она отступила назад. Дышать стало легче.

— За всех нас.

— За Брэдли, Лайонела, Маму Тэсс…

— И за себя.

— Со мной вам не надо будет больше бояться. Было что-то в его голосе, из-за чего опять навернулись слезы. Они мешали ей говорить.

Прошептав «спокойной ночи», она ушла. Он все стоял на том же месте, темный силуэт на фоне освещенного луной прямоугольного дверного проема, когда Летти вошла в свою комнату и закрыла дверь.

— Я все еще не могу в это поверить! Где же, в конце концов, этот Шип, когда он нужен? Он бы отослал этих Рыцарей в их дурацких простынях по нужному адресу в один момент!

С досадой тетушка Эм резко потянула горсть стручков гороха, оторвала их от вытянувшихся по пояс плетей и бросила в миску, прицепленную у ее широкого бедра. Летти, собиравшая горох на соседней грядке, не знала, что и сказать, чтобы успокоить пожилую женщину. Однако что-то обязательно нужно было сказать.

— Рэнни хорошо со всем справился и без него.

— Благослови его Господь, справился, разве нет?

Я так им горжусь. Жаль только, он не всадил из своего ружья заряд перца кое-кому в мягкое место. Подумать только, эти великие и могущественные Рыцари и в самом деле осмелились въехать на наши земли и тронуть наших людей. Это меня уже с ума сводит. Хочется вскочить и закричать.

Наши люди. Так часто называли бывших рабов. В словах было какое-то собственническое звучание и в то же время бережные нотки, почти родственные. Летти начала понимать, что отношения рабов и хозяев были гораздо сложнее, чем она себе когда-либо представляла. Они не исчезли, не совсем исчезли, в результате войны и освобождения. Хорошо это или плохо, но большинство негров Юга все еще во всем жизненно необходимом зависели от своих бывших хозяев. Пока они не научатся сами обеспечивать себя, они не станут действительно свободными. Какое-то время они будут оставаться обузой, которую придется нести, без надежды на благодарность. А когда этого груза не станет, если вообще от него когда-нибудь можно будет освободиться, то обе расы могут потерять не меньше, чем приобретут.

— По крайней мере, сын Мамы Тэсс не пострадал. Летти передвинула миску у себя на боку и нагнулась, чтобы сорвать свисавшую ветку со стручками у стебля. Было так жарко, что стало трудно дышать. Ослепительное солнце сияло нещадно. Жар отражался от песчаного грунта. Струйки пота стекали по ложбинке между грудей и вдоль лопаток. Над только что раскрывшимися на стеблях гороха цветами жужжали пчелы и кружили осы. Время от времени то тут, то там мелькали ящерицы и хамелеоны, зеленые или с серыми пятнами и голубой шеей. От матерчатой панамы на голове было еще жарче, но она хотя бы защищала от солнечных лучей макушку и нос.

— Да, — сурово согласилась тетушка Эм. — Я не знаю, чем это кончится, правда, не знаю. Не хочу, чтобы Рыцари преследовали Брэдли, но, с другой стороны, Брэдли совсем ни к чему влезать в дела республиканцев. Он кончит тем, что его убьют ни за что ни про что, и оставит Маму Тэсс и Лайонела горевать о нем. Он думает, эти отбросы в столице штата собираются дать его народу то, что нужно, но не понимает, что на это потребуется время и много напряженного труда. Рыцари считают, что могут запугать таких людей, как Брэдли, но не понимают, что так только заставят их быть настойчивее. Республиканцы рассчитывают, что, придавив нам горло сапогом, смогут удержать нас в поверженном состоянии, но они должны сознавать, что это приведет к тому, что наши люди восстанут в справедливом гневе. И это не секрет. Всего этого достаточно, чтобы люди задумались, если они вообще думают, зачем они существуют.

— Мне кажется, если все будут заботиться о других людях, их нуждах и потребностях, многого добьешься.

— Возможно, вы правы, — вздохнула тетушка Эм и повторила, наверное, четвертый раз за это утро: — Но вот чего я действительно не могу понять: как же я проспала такие события. Я не так уж крепко и сплю, правда.

Летти попыталась успокоить ее:

— Да ведь шума было не так уж много.

— Я даже не слышала петуха, который разбудил вас. Его надо поймать и подрезать ему крылья. Это единственный способ заставить его переменить насест— Вот такие они, животные с привязанностями. Как и мы, люди. Но, — продолжила она, неожиданно резко меняя тему разговора, — вам с Рэнни надо было разбудить меня!

Причин, почему они этого не сделали, было много. Летти не хотела о них рассказывать. Она просто кивнула, что согласна, и продолжала собирать горох, низко наклонив голову, чтобы панама закрывала лицо.

В огороде их и застал полковник. Они разогнули спины и, прикрывая глаза ладонями от солнца, смотрели, как он объехал угол дома и неспешно направился к ним по дорожке. Они уже были в самом конце грядок, поэтому успели дорвать последние стручки и выйти к нему навстречу.

— Слишком жарко для такой работы, — поприветствовал он их. — Таким милым дамам лучше лежать в тени с книжкой в одной руке и веером — в другой.

— Пока горох не засохнет? Это была бы позорная потеря! Но что привело вас в такую погоду?

— Если мы все пойдем и сядем на веранде, где прохладней, я вам об этом расскажу.

— Именно туда мы и направляемся, — сказала тетушка Эм. Хотя голос ее звучал весело и даже радушно, глаза смотрели настороженно. У Летти тоже было нелегко на душе. Слова полковника были вполне любезными, но в поведении чувствовалась какая-то официальность.

Рэнни и Лайонел, которые резали жерди на опушке леса, чтобы починить забор птичника и лучше огородить петухов и цыплят, присоединились к ним на веранде. Они ничего не сказали, но ясно было, что, заметив приезд полковника, пришли узнать, в чем дело.

Выпив стакан или два прохладной, свежей, только что из колодца воды, чтобы не было так жарко, они сидели, подставляя лица налетающим на веранду случайным ветеркам, и разговаривали о том о сем. Через некоторое время терпение тетушки Эм кончилось, и она повернула разговор на главную тему.

— Я полагаю, вы слышали, что нам пришлось поволноваться прошлой ночью?

Полковник вопросительно поднял брови:

— Не могу сказать, что слышал. А что случилось? Ему все было подробно рассказано, со множеством восклицаний и обращений к Летти и Рэнни за подтверждением. Когда тетушка Эм закончила, офицер долгое время сидел молча. Его зеленоватые глаза были задумчивы. Наконец, он сказал: