Никита опять зачерпнул ладонью снег и поднес его охотникам. От тепла его руки снег стал таять. Охотники завороженно смотрели на его ладонь, а когда снег растаял, облегченно вздохнули.

– Снег холодный, – сказал Никита, – и потому лежать на нем не надо, можно сильно простудиться и заболеть. Зато на нем остаются следы. – Он описал на снегу полукруг.

– Видели? По следам на снегу можно быстро найти животное. Сейчас они должны прятаться от холода в расщелинах и под корнями упавших деревьев – там и ищите.

Охотники были с опытом, но откуда им знать о повадках животных зимой, на холоде? Для них это было откровением, хотя каждый мальчишка во времена Никиты знал такие вещи с младых ногтей.

Один из охотников по примеру Никиты тоже зачерпнул ладонью снег, а потом лизнул его.

– Холодный!

– Ты не вздумай железо или медь на холоде лизнуть, – предостерег его Никита. – Язык прилипнет намертво!

– И что делать, если это вдруг случится?

– Не отдирать. Полить теплой водой – он и отстанет. Но пробовать не советую.

Охотники осторожно пошли по снегу. Он похрустывал, и охотники вертели головами, ища источник этого звука. Шедший последним в цепочке остановился:

– Как же охотиться, если снег хрустит? Это же шум!

– Замри на месте, и шум пропадет.

– Лучше бы без снега.

Охотники ушли, зато из пещеры высыпали любознательные мальчишки. С осторожностью они походили у входа, кто-то сообразил слепить снежок, а потом бросить. И что тут началось! Мгновенно в воздухе замелькали снежки, едва ли не весь снег у входа в пещеру был разбросан.

Женщины снегу не обрадовались – холодно и скользко. Некоторые из них сразу упали.

Никита подбодрил:

– За водой ходить не надо. Ковшиком набираешь снег в ведро, на печку ставишь, он тает – получается вода.

Метод женщинам понравился. К ручью идти далеко и холодно, а тут вода везде, даже под ногами.

За несколько дней теперь уже в новом статусе подземных жителей люди отогрелись и повеселели. Но и сидеть, ничего не делая, им надоело.

Двое кожевников отправились в город за кожей и инструментами. Люди сейчас нуждались в теплой обуви – холод не прощал пренебрежительного отношения к себе. Когда было тепло, большинство ходило босиком или в подобии шлепанцев – больше для защиты от колючек. Ныне же требовалось подобие сапог, какие носили воины-седоки, только без каблуков.

Понемногу то один, то другой житель совершали вылазки в город и переносили в рудник инструменты и домашнюю утварь – вроде допотопной прялки.

Хуже всех ограниченное пространство переносили дети. У них не было подходящей для холодов одежды и обуви, а морозы уже опускались градусов до пяти. Конечно, градусников не было, Никита мог судить по своим ощущениям: снег скрипит, реки и ручьи сковало льдом, мороз щиплет незащищенные участки кожи. Для него, русака, это был и не мороз вовсе, а для аборигенов – тяжелейшее испытание.

От штольни к пещере с углем уже была проторена дорожка, по которой каждый день сновали «шахтеры». Угля расходовалось много, и Никита мог уповать только на удачу – не кончился бы так он скоро. На дровах долго не продержишься, сгорают быстро, а тепла дают меньше.

Но с добычей угля периодически возникали перебои. Угольный пласт был невелик, около полуметра, иногда уходил в сторону от штрека, и «шахтерам», как называл их Никита, приходилось тратить много времени и сил на отвал пустой породы. К тому же иногда уголь плохо горел, а причину Никита понять не мог.

И он решил сам посмотреть на шахту – не был в ней никогда. Отправился туда вместе с Аюбом. Старик хорошо знал окрестности и мог подсказать что-нибудь дельное.

Что неприятно удивило Никиту – так это отсутствие деревянного крепежа сводов. Медный рудник своды имел каменные, которые даже при желании обрушить сложно, надо очень сильно постараться. А тут тесно, не разогнешься, и земля сверху нависает.

Для того чтобы меньше трудиться над пустой породой, штрек делали по пласту, фактически – узкий лаз. Такой если обрушится – придавит насмерть.

Никита сделал внушение старшему. Обрушение породы – это не только смерть «шахтера», добыча угля остановится. Он разъяснил, что надо рубить деревья, а коротенькие бревна ставить в распор.

Когда они возвращались назад, Аюб спросил:

– Никита, ты откуда столько знаешь? И про рудник в качестве укрытия, и про медные печки, и про распорки в проходах, где уголь добывают… Невозможно одному человеку столько знать. Сдается мне, что ты жил в племени, обладавшем большими знаниями.

– Так, Аюб. И к людям азуру я попал случайно. Приютили они меня, а когда их вождь умер, они вождем избрали меня. До этого приходилось жить на острове и летать на дирижаблях.

– Это что такое – дирижабль? – почти по слогам выговорил Аюб незнакомое и трудное для произношения слово. – Что-то вроде ящеров, на каких летали наши воины?

Ответить Никита не успел. Поскользнувшись на обледенелом камне, он упал навзничь. Удар, острая вспышка света перед глазами, боль в голове – и темнота.

Пришел в себя от режущего света в глазах. Все вокруг него кружилось, плыло, и он никак не мог сфокусировать зрение. Понемногу отошел.

Рядом стояли двое подростков, и Никита слышал их разговор:

– Может, «Скорую» мужику вызвать? У него затылок в крови.

– Да ты посмотри на него, это же бомжара. Одет черт-те как, да и пованивает от него, забыл, когда и мылся.

– Человек все-таки, жалко.

Постояв еще несколько секунд, парни ушли. Прохожие вообще обходили Никиту стороной.

Однако он собрался с силами и встал. Увидев его, бородатого и в шкурах, идущая мимо женщина взвизгнула и шарахнулась в сторону. Какой-то мужик снял его на телефон и пыхнул сигареткой:

– Чего йети искать? Вот же он! Люди мимо проходят, а тут – сенсация…

Никита откашлялся. Голова все еще болела, но уже терпимо.

– Какой я тебе йети? Ты лучше скажи, какой сейчас год и число?

У мужика от удивления сигарета изо рта выпала.

– Йети – и разговаривает?! Или ты из дурдома сбежал?

Никита не ответил. Он осмотрелся и понял, что вернулся в родной город. Сориентировавшись, он направился домой. Вот приведет себя в порядок, оденется нормально и придет на рынок – надо набить морду продавцу времени.