— Да, забавный получился роман у Эльвиры, — согласился Жак. — Чего не скажешь о вас.

— Жак, если это все, то мне надо работать, — поспешно заявил король, выгребая из стола какие-то бумаги.

— Нет уж, ваше величество, это не все. Раз уж у нас так удачно зашел разговор о Кире, давайте, наконец, разберемся. Не дело это, ваше величество. Был бы здесь мэтр Истран, он бы, может, лучше сказал, но раз его нет, позвольте уж я вам скажу, что вы опять ведете себя как все та же русская интеллигенция. И еще позвольте вам напомнить, что когда вы начинаете мяться, топтаться и колебаться, все заканчивается для вас весьма плачевно.

— Не позволю, — проворчал король. — Я сам разберусь. Выметайся, и дай поработать.

— И не надейтесь. Вы в курсе, какой сегодня день?

— Первый день сиреневой луны, — все так же недовольно проворчал король, понимая, что так просто от своего упрямого шута он не отделается.

— Именно. То есть, вы уже пять недель обихаживаете вашу невесту, и до сих пор не удосужились поговорить с ней по душам. Ваши ухаживания поразительно напоминают судебную тяжбу между двумя баронами за клочок спорной земли на границе владений. Они тянутся так же размеренно и неторопливо. Как будто вам и в самом деле некуда спешить и времени у вас вагон. Двор полнится слухами и сплетнями, а также втихомолку хихикает по углам. В открытую над вами смеяться не решаются исключительно потому, что Киру боятся. Вам известно, что она убила на дуэли своего однополчанина, вступаясь за вашу честь?

— Не напоминай, — горестно вздохнул король. — Я себя чувствую последним идиотом…

— Ну, это ваши чувства, вам виднее. Кроме того, ваш кузен чуть не рассорился насмерть со своим другом Лаврисом все из-за того же. Если бы поблизости не случился граф Орри, дошло бы до поединка. А известно ли вам, что ваши отношения стали объектом бесчисленных пари? Причем в самых разных вариациях. Решитесь ли вы объясниться или нет, и если да, то когда, что вам ответит на это Кира, что будет сначала — предложение руки и сердца или предложение перепихнуться, и если верно второе, то будет ли вообще первое, а также в какой форме будет высказан отказ — вежливо или оплеухой…

— И ты принимаешь ставки, — сердито проворчал король.

— Представьте себе, на этот раз нет. Это слишком серьезно, чтобы у меня возникало желание шутить по этому поводу. Ваше величество, давайте что-то решать. Тем более, вы теперь точно знаете, что думает по этому поводу Кира.

— Разумеется! Теперь я совершенно точно знаю, что Кира сама не знает, что ответить! А также, что ей страшно ложиться со мной в постель, вдруг я какой негодящий… Удружила мне Эльвира, нечего сказать.

— Сами виноваты, — развел руками Жак. — Не надо было девушку обижать. Да и извиниться надо было раньше, пока она не успела ничего про вас рассказать. Но, в общем, дело не в этом. Удружила вам не Эльвира, а негодящие любовники баронессы Арманди. Надо же, все пять оказались…

— Жак, перестань, — угрюмо перебил его король. — А то ты сейчас еще посоветуешь что-нибудь веселенькое… Вроде того, что посоветовала Эльвира.

— Эльвира советовала, исходя исключительно из интересов подруги. Вам бы я этого не советовал. Слишком рискованно. Уж лучше действительно поговорить по душам, объяснить ситуацию… и пообещать духовный брак, как выразился наш друг Карлсон, в случае, если у вас ничего не получится.

— Гениально, — ядовито отозвался король. — А как я, по-твоему, должен начать этот самый разговор? «Знаете, баронесса, на днях мой шут подслушал ваш разговор с подругой…»? Ведь считается, что я ничего об этом не знаю.

— Да вы просто заведите, может, она сама вам скажет. Да хоть что-нибудь делайте, только перестаньте мяться! Неужели вы думаете, что такая женщина, как Кира Арманди, выйдет замуж за труса?

— За труса? То есть, я — трус? Ты назвал меня трусом? — король выпрямился в кресле и в упор уставился на нахального шута тем самым холодным жестким взглядом, который в свое время поверг в растерянность бесстрашного Кантора. — Да знаешь, кто ты сам после этого? Вон с глаз моих!

Жак испуганно съежился, однако с места не сдвинулся.

— Не смотрите на меня так, — пробормотал он. — А как вас еще назвать, если вы именно так себя и ведете. Как только речь заходит о бабах, все ваше хваленое мужество куда-то девается, и… ну не смотрите на меня так! Ну все, я больше не буду.

Король опустил глаза, потянулся за трубкой, и вдруг приостановился в задумчивости.

— Жак, — сказал он, по привычке облокачиваясь о стол и укладывая подбородок на кулаки. — А почему ты так испугался?

— Ну, испугался… — проворчал Жак. — Вы же знаете, я всего боюсь. Наверное, зря я вас сам трусом обозвал. Надо было Элмара попросить. У него бы получилось.

— Нет, ну серьезно, — не отставал король, уставясь на своего шута с привычным любопытством. — Почему? Дело в том, что всего час назад Кантор меня спрашивал, не боишься ли ты меня, но так и не открыл мне причину столь странного вопроса. Он почему-то считал, что ты должен меня бояться.

— Да не боюсь я вас, — досадливо передернул бровями Жак. — Просто не люблю, когда вы так смотрите.

— Представь себе, он тоже, — усмехнулся король. — А я-то не мог понять, что же его так резко выбило из равновесия… Вот уж не думал, что его можно смутить просто взглядом! Ну что в нем такого особенного? Ну, помогает немного надавить на подследственного, но не более. Да и то, действует только на людей со слабой психикой. На Мафея, к примеру, не действует вообще. Нет, правда, интересно… Значит, Кантор прекрасно понял, как действует на него такой вот взгляд, и даже сделал вывод, что на тебя он должен действовать так же, только сильнее… И что бы это могло значить? Жак, скажешь сам или мне подумать?

— А как вам интереснее? — хитро прищурился Жак.

— Что ж, подумаю сам. Что между вами может быть общего? Ты трус, он ни хрена не боится, и все же есть что-то, что вас одинаково пугает. Оставим тебя, тебя пугает все, возьмем его… — король подумал ровно столько времени, сколько понадобилось, чтобы выкурить трубку. Затем усмехнулся и откинулся на спинку кресла. — Жак, а ну-ка, опиши мне еще раз внешность советника Блая.

Жак улыбнулся и развел руками.

— Я не хотел вас огорчать, но вы сами догадались.

— Угораздило же меня родиться с такой внешностью, что я всем напоминаю каких-нибудь мерзавцев… — вздохнул король. — Терезе — немца, тебе — советника Блая… Наверное, Акрилла тоже меня боится, потому, что я ей кого-то напоминаю. Хорошо еще, что Ольга не видела того маньяка, а то бы непременно оказалось, что я и на него тоже похож…

— Ваше величество, — оживился Жак. — А что Акрилла написала в своем сочинении?

— Как я и ожидал, она его так и не написала. А я сделал вид, что забыл.

— Разве вам не любопытно? — засмеялся Жак.

— Любопытно. Но что-то из нее выдавливать себе дороже выйдет. При ее-то склонности к обморокам… точно, как кузина Нона. Из-за этого их сходства мне теперь постоянно кажется, что Акрилла такая же дура.