– М-м-м, Ева, дай хоть тебя чмокну, – Паша сложил губы в трубочку и потянулся ко мне.

– Ну чмокни, – рассмеялась я и хотела уже, было, подставить ему губы, как он вдруг отстранился и заявил:

– Нет-нет, не буду тебя целовать! Ты же только что у Саши была, кто знает, что ты там в рот брала? Ха-ха-ха!

И заржал как сивый мерин. Остальные незнакомые мне ребята тоже захохотали.

Я побледнела и уставилась на него вопросительно. Меня ещё никто никогда так прилюдно, в присутствии незнакомых людей, не унижал. Словно ведром помоев облили. Несколько секунд я молчала, готовая разреветься. В ушах зашумело.

Паша продолжал смеяться, разглядывая довольные лица приятелей.

– Да пошёл ты! – сказала я, развернулась и на ватных ногах зашагала прочь. Довольно с меня унижений на сегодня.

Через секунду из машины пулей выскочил Митя и помчался за мной. Я сделала Владу знак, чтобы он открыл мне свою. После того как дверь машины открылась, я плюхнулась на заднее сидение и закрыла лицо руками. Митя сел рядом и обнял меня:

– Я сейчас приду, не плачь.

Он выскочил из машины. Я обернулась и увидела, что Саша вышел из подъезда, они с Митей поговорили, обнялись и пожали друг другу руки. Потом тот сел в машину к Паше, а Митя вернулся и вместе с Милой и Владом подошел и сел ко мне.

– Теперь можно ехать, – Митя захлопнул за собой дверцу.

– Я не поняла, – Мила пристально посмотрела на меня, – что-то случилось, да?

– Нет, – прошептала я, смахивая слезу.

– Это он, да? Саша? Он опять обидел тебя?!

– Давай потом, хорошо? – Я уставилась в окно, провожая взглядом Пашину машину.

Митя обнял меня, и мы поехали в аэропорт. Такого двойного унижения я не испытывала никогда в жизни.

Мне так хотелось сказать ему, чтобы он остался. Плакать, умолять, но только не отпускать так далеко. Но Митя уже держал в одной руке билет, а в другой – чемодан, а какая-то женщина деловито объявляла в громкоговоритель посадку на самолёт.

– Давай, брат, счастливо тебе добраться! – Обнял его Влад, а затем похлопал по плечу.

– Давай, Дим, звони, пиши, – обняла и поцеловала его Мила.

И только я стояла и не могла сдвинуться с места. Ведь стоило его обнять, как он улетит в Милан и оставит меня одну. В эту секунду я забыла все унижения, пережитые пару часов назад. Забыла всё, что занимало прежде мои мысли. И впервые в жизни испытала странное чувство, неведомое мне прежде по отношению к Мите. В последнее время я так отчаянно гонялась за Сашей, что совсем забыла о друзьях, о том, что связывало нас так крепко, держало вместе. Мы так сроднились с Митей за этот год, что я уже заранее ощутила эту пустоту, которая наступит с его уходом.

За секунду в моей голове пронеслись все наши чаепития в ресторанной кухне, наши посиделки дома, прогулки, разговоры и любимые песни. Он посмотрел на меня так нежно, что я поняла: Митя чувствует то же самое. Сама от себя не ожидая, я бросилась ему на шею и разрыдалась.

Не помню, что было дальше. Не помню, что он мне там говорил. Помню только его запах и крепкие объятия. Помню, как он уходил, постоянно оборачиваясь, посылал воздушные поцелуи и тайком пытался вытереть слёзы.

Очнулась я уже по дороге домой, в машине. Разжала кулак, а там – ключи от его квартиры. Я прижала их к сердцу и посмотрела на небо. Где-то там, вдалеке, его самолёт.

Я буду ждать тебя. Буду ждать.

А потом я набрала ему сообщение, в котором описала всё, что было на сердце. Вытерла слезу и отправила.

– Снимай, сука! Быстро! – орал он, схватив меня за голову.

– Хорошо…

Я быстро нащупала в заднем кармане саморез. Достала, сжала в кулаке. У меня было две секунды, чтобы решить, куда ему его воткнуть: в шею или в глаз… И решить как можно скорее.

– Тогда помоги мне, – простонала я, судорожно оценивая свои шансы.

Гена отпустил мои волосы и приподнялся со стула. Его большие волосатые руки потянулись к моей талии, чтобы взяться за края футболки. Я наблюдала за его движениями как в замедленной съёмке.

За пару мгновений мне предстояло решить, как правильнее поступить. Воткнуть ему саморез в шею? Хорошо, но даже если у меня это получится, то надолго ли это выведет его из строя? Я не знаю, где находятся жизненно важные артерии и вены, повреждение которых могло бы вызвать большую кровопотерю. Хватит ли мне той пары секунд, на которые он застынет от неожиданности?

А если ударить в глаз? Тогда он сразу потеряет ориентацию. Будет в полнейшем шоке. Повезёт – сразу ослепнет. Но и при таком раскладе этот циклоп будет крайне опасен, как те курицы на ферме, что бегают туда-сюда без головы перед смертью. И будет настолько взбешён, что не оставит на мне и живого места, если сразу не прибьёт. Второй вариант более рискованный, но дал бы мне больший шанс на победу.

Я посмотрела на грязную пену, которая плавала перед моими глазами. Там, под водой, в моей левой руке был зажат кусок мыла, который я так и не решалась отпустить. А в правой между указательным и большим пальцами – маленький гнутый саморез, так и норовивший выскользнуть при любом неловком движении.

Так ты хочешь жить, Ева, или нет?!

Мне захотелось громко крикнуть, как это делают воины в голливудских фильмах перед нападением, это и вправду придало бы сил. Но упустить возможность атаковать внезапно мне не хотелось. Ещё и моё измученное тело в последний момент отозвалось такой тянущей болью, намекая отступить перед страхом смерти, но было уже поздно. Я всё решила. Решила спасаться во что бы то ни стало. Первый раз в жизни мне так захотелось жить! Жить, чтобы видеть солнечный свет, улыбку любимого, слышать смех друзей, дышать, чувствуя запахи природы. А если умереть, то умереть, спасаясь, умереть в бою! Победитель – тот, кто наносит удар первым!

Дождавшись, когда Гена наклонится ко мне поближе, я молниеносно вытащила из воды руки и ударила его в лицо. Был ли это глаз, я не поняла. Саморез вошёл во что-то мягкое, после чего я сразу расцепила пальцы. Во время этого манёвра склизкое мыло из моей левой руки катапультировало вверх и упало на пол, ударившись о стену, а над корытом, в котором я сидела, поднялись сотни брызг.

Гена отпустил края моей футболки, за которые уже успел ухватиться, и с диким рёвом закрыл руками лицо. Мгновенно придя в себя, я переместила вперёд весь центр тяжести, подтянулась, ухватившись за край ванны, и встала. При этом сразу почувствовала, насколько сильно мокрая одежда мешает движениям и тянет меня вниз.

Не дав опомниться наклонившемуся вперёд Гене, я сцепила между собой пальцы обеих рук и ударила его что было сил по затылку. Сталь наручников от удара словно впилась в запястья, но страх уже не позволил бы мне отступить из-за какой-то боли.