Известие о том, что мятеж перекинулся на Александрию, встревожило. Но Александрия всегда бурлила – и Адриан (мысля себя уже не только правителем Сирии, но и всего Римского мира) надеялся на Двадцать Второй Дейторатов легион и Тиресия. На подавление восстания в Египте отправился Марций Турбон, но как быстро ему удастся взять ситуацию под контроль, Адриан не ведал.

«Знал ли ты о том, что все обернется прахом, Адриан?» – обращался он сам к себе с вопросом. Возможно, знал это еще прошлой зимой, когда хитрец Дионисий приехал к Филону и клялся, что собирается всего лишь оборонять Хатру. И машины нужны ему лишь для обороны.

Наверное, уже тогда знал… Или – если не знал – то подозревал. Но восстание было неизбежно, отпадение Парфии – предопределено, и, чем быстрее завершится эта катастрофа, тем с меньшими потерями выйдет из этой нелепой и ненужной войны Рим. Когда к дому приближается пожар, следует вырубить все деревья, чтобы пламя не перекинулось на постройки. Адриан хотел сберечь восточные провинции, и посему завоеваниями в Парфии следует пожертвовать – земли эти никогда не станут римскими – не стоит даже и тешить себя столь глупой надеждой. С другой стороны, Адриан слишком хорошо знал дядю-императора и полагал, что тот не станет тешить себя ненужной осадой, а минует Хатру и направится в Антиохию.

Что будет дальше? Адриан не ведал. Восстания полыхали повсюду, римлян и греков убивали в Кирене, в Александрии и на Крите сотнями – а возможно, и тысячами. Становилось ясно, что миссия Тиресия была обречена с самого начала. Но, даже потерпев поражение, Траян наверняка захочет вновь собрать армию и вернуться, чтобы отвоевать то, что утратил. Отговорить его от этой глупости? Но как?

Адриан предупреждал его о грядущем восстании. Разве Траян послушал наместника Сирии? Нет и нет… Император рассмеялся Адриану в лицо.

Вряд ли сейчас по возвращении у него будет охота смеяться. Но слушать советы он не станет… Должно быть что-то убедительнее советов… Слава. Триумф. Триумф?

* * *

Известие, что армия возвращается после осады Хатры, привез бенефициарий, загорелый до черноты, иссохший. Конь под ним был бодрый – но лишь потому, что гонец сменил своего доходягу на почтовой станции по дороге в столицу.

Адриан тут же поднял две когорты и в тот же день выехал навстречу императору. Ехал верхом, а нерадостные мысли одолевали.

Что сулит ему эта встреча? Понимает ли император, что происходит? А если понимает, то что намерен предпринять.

Адриан буквально мчался на эту встречу. Спешил и надеялся…

А когда днем десятого дня он увидел небольшой отряд, что двигался по дороге, поначалу решил, что это какая-то группа разведчиков, потом – когда разглядел повозки – что обоз, перевозящий парфянскую добычу под охраной всадников. Он различил значки императорской конной охраны, и сердце его дрогнуло. Что это было – страх или радость – наверное, и то и другое… в следующий миг он уже не сомневался, что видит императора в сопровождении охраны и близких. Но где тогда вся остальная армия? Где легионы? Каковы потери? Неужели – это всё?…

Адриан ощутил противный холод под ребрами и внезапную слабость во всем теле… Вся армия потеряна? Нет, невозможно…

Адриан глянул из-под руки и увидел, как через Евфрат переправляются на корабле легионеры – он скорее угадал, чем различил блеск оружия. На том берегу еще оставался небольшой отряд – вероятно, вернувшись, этот один-единственный корабль переправит и остальных.

Если, конечно, не появятся парфяне, чтобы засыпать переправу стрелами. Потом наместник заметил две либурны, что курсировали вдоль восточного берега, и понял, что худо-бедно переправу охраняют. По прикидкам наместника, с императором шло не более легиона. Но легат, что командовал легионом, знал свое дело.

Адриан сделал знак центуриону ауксилариев – скакать к берегу и занять там позиции. Сам же направился к императорскому обозу.

К его изумлению, он не увидел Траяна верхом. Узнал любимого жеребца императора, повод скакуна был привязан к седлу одного из всадников охраны.

Неужели… умер? Или… в спальной повозке… Или идет пешком? Была у императора-солдата такая причуда. Но Адриан был уверен, что нет, не сейчас…

Племянника Траяна узнали, и обоз остановился – кажется, даже без приказа.

Навстречу наместнику поскакал военный трибун на вороном коне.

– Сиятельный… – обратился загоревший до черноты римлянин. Глаза его были воспалены, губы обметаны болячками. Одна рука была в повязке.

Да и жеребец под ним, издалека казавшийся легконогим красавцем, вблизи выглядел изможденным до чрезвычайности.

– Приск? – Адриан с трудом узнал трибуна.

– Будь здоров.

– И ты… Что с императором?

– Очень плох. Нам приходилось несколько раз останавливаться, потому что думали, что он умирает.

– И это вся армия, которая осталась? – Адриан оскалился. Ноздри его широкого носа раздувались – верные признаки, что Адриан закипает от гнева.

– Марций Турбон, что был с нами под Хатрой, ушел на подавление мятежа в Египет, – спешно ответил Приск.

И хотя Марций Турбон ушел в Александрию еще до начала осады Хатры, трибун не стал уточнять эту деталь. Но об этом Адриан был осведомлен не хуже Приска: о том, что Турбон, имея в своем распоряжении как сухопутные войска, в том числе кавалерию, так и флот, ведет в Египте непрерывные сражения, наместнику Сирии доносили постоянно. К тому же из Александрии всего месяц назад прибыл Тиресий и смог рассказать Адриану во всех подробностях, что творилось в этом городе, как была разрушена гробница Помпея Великого, сожжены базилики и термы. Подробности резни центурион фрументариев опустил – тому, что творили греки в еврейских кварталах, он не был свидетелем. Но видел изувеченные трупы и мог с уверенностью сказать, что греки ничуть не уступали в жутких фантазиях своим давним врагам.

– Но это вся армия, которая была под Хатрой? – продолжал допытываться наместник.

– Эруций Клар, скорее всего, в двух днях пути за нами с основными силами. Снами только несколько вексиляций для охраны императора.

Адриан перевел дыхание. Значит, армия не потеряна. Или Приск недоговаривает?…

– Лузий Квиет, как мне доносили, усмирил Нисибис и Эдессу, – сообщил наместник.

– А если быть точнее – разграбил и вырезал все население. Теперь Траян оставил его в Месопотамии с приказом очистить провинцию от иудеев, после того как Юлий Максим погиб.

Очистить – значит уничтожить. Приказ как раз для звериной души Лузия Квиета. Скорее всего, араб уже справился с приказом. Уж чего-чего, а жестокости этому человеку не занимать. Его, Квиета, надо ликвидировать сразу же как…

– И кто командует этими вексиляциями? – не пожелав продолжить разговор о Квиете, спросил Адриан, ненавидевший Квиета и порой закипавший от бешенства при одном упоминании этого имени.