– Узко смотришь, мужик. Позволь я расскажу тебе короткую историю. Вторая боевая командировка в Гиндукуш…

– Дариус, – сказал Шанс, чувствуя, как его захлестывают ярость, безысходность и ощущение обреченности, – при всем моем уважении, дружище… я читал твою медкарту. Ты никогда не был в Гиндукуше. Ты никогда не был на Ближнем Востоке. Ты вообще не служил в армии, Дариус.

Под деревьями стало очень тихо. Старый торговец антиквариатом принялся внимательно изучать землю у себя под ногами и замолчали даже насекомые.

– Есть две вещи, – сказал Большой Ди, не сводя глаз с Шанса. – Это все эмоции. Ты напуган. Ты в центре адреналинового выброса. Времени достаточно. Я могу научить тебя, как действовать и как думать, но есть и вторая вещь, и тут я хочу внести ясность. Если ты еще раз назовешь меня Дариусом, я тебя ударю. Прямо в лицо.

– Понял, – сказал Шанс.

– Соберись, – сказал Ди, а потом рассказал историю, что-то о том, как во время операции «Рейнджеры» случайно встретили старика и мальчика.

Без сомнения, она должна была проиллюстрировать двойственность морали в сочетании с бесповоротным выбором в боевых условиях, и оканчивалась плохо, но Шанс не слушал. Он думал о бесповоротном выборе, который привел его сюда, о том, что, скорее всего, настала последняя минута, когда еще можно обратиться в полицию, и о том, как все может обернуться: развалившаяся карьера, конец Жаклин, дочь в более или менее постоянной опасности. Но думал он и о том, что совсем недавно сказал Блэкстоун… мол, если только он будет говорить и делать правильные вещи… да еще о словах Жаклин, что Реймонд переменился, выходит на пенсию, хочет уехать… Он спрашивал себя, разве все это вместе взятое не говорит о патовой ситуации между ними двумя, Блэкстоуном и им самим, в которой можно избежать дальнейшего кровопролития? Он задал этот вопрос Ди, когда показалось, что его история подошла к концу, но здоровяк лишь мотнул головой с гротескной татуировкой на макушке.

– Ты знаешь, зачем это нужно? – спросил Ди. – Чтобы ты помчался к нему сломя голову с копиями какой-то древней обличительной макулатуры, о которой он, как мы прекрасно знаем, в курсе? Ради двух целей. Он дает тебе надежду, что ты все еще сможешь выйти сухим из воды. Но на самом деле на месте происшествия копы найдут макулатуру и тебя. Мертвого. Все будет выглядеть так, будто тебя кто-то шантажировал или пытался шантажировать, но дело не выгорело. И на том дело закроют.

Точно, подумал Шанс, именно так все и будет выглядеть, и впервые за долгое время он вспомнил о Майре Коэн, о ее насильственной смерти, которая так и осталась нераскрытой.

– Я просто хочу поступить по-умному.

Ту же самую банальность он сказал Жаклин.

– Поступай по-умному, если тебе хочется, но дело тут вот в чем. Ты либо встречаешься с ним сейчас лицом к лицу, либо поворачиваешься к нему задницей и молишь Бога, чтобы тебе повезло, чтобы он отступил, чтобы ты мог просто снова стать тем, кем был раньше.

Шанс вздохнул. Он всегда считал, что знает, кто он есть. Но из-за недавних событий засомневался в этом.

– По моему скромному мнению… – сказал Ди, – об этом в любом случае бесполезно спорить. Этот мужик знает, где ты живешь. А хорошая новость в том… что ты еще можешь заказывать музыку.

– Он уже заказал ее, Ди. Я должен приехать в мотель. Один.

– Этого не будет.

– Он сказал, что узнает, если я не послушаюсь.

– Слушай меня… звонок с этого телефона – это несколько очков в твою пользу, знаешь ты об этом или нет. Придет пора ими воспользоваться.

– Если я сейчас ему позвоню, он узнает, что я не один. И даже, наверно, в общих чертах догадается, с кем.

– И что он сделает – полицию вызовет? Кроме того… Ты позвонишь не отсюда. Позвонишь, когда мы уже приедем на место. Вызовешь его из номера, а потом уж предоставишь мне со всем разбираться. – Он вытащил из внутреннего кармана армейской куртки плоский обоюдоострый клинок и положил его на стол между ними. – Поверь мне, братан. На данный момент не ты рулишь ситуацией. Он рулит.

И служки Церкви Большого Ди, насельники Дома Пространства и Времени, разразились финальным хором, выражающим согласие.

Неотъемлемой особенностью индуцированного психотического расстройства (folie à deux) является бредовая идея, которая развивается у здорового индивида, вовлеченного в близкие отношения с другим индивидом (по психологической терминологии «индуктором» или «доминантным лицом»), уже страдающим тем или иным психозом, который держит верх в отношениях и способен таким образом постепенно встраивать в свое наваждение изначально здорового, но более пассивного человека.

Шанс посмотрел на нож.

– Это тебе, – сказал ему Ди, подразумевая оружие. – Из того, что разбираться с этим уродом придется мне, вовсе не следует, что ты даже не вспотеешь.

Народ Дома Пространства и Времени был не настолько далек от Всемирной паутины, чтобы существовать офлайн, поэтому вслед за быстрым приказом на стареньком кофейном столике бок о бок встали два ноутбука… Google Earth и YouTube на мониторах… вид из космоса и с улиц на мотель «Голубой дельфин», расположенный в северной части Оушен-бич, там, где Грейт-хайвей сужается и сворачивает, вливаясь в Пойнт-Лобос-авеню, а та вьется по горе вверх к Национальной зоне отдыха «Золотые Ворота» с парком на Лэндс-энд и близкими синими волнами Тихого океана. Перед мониторами расположился Большой Ди, великий безволосый Будда в военной форме, его пальцы летали над клавишами, маленькие темные глаза метались от экрана к экрану.

– Вот тут что-то интересное, – сказал кто-то.

– Вас понял, – сказал Ди и представил говорившего как орудийного сержанта Эрнандеса.

Последний привлек их внимание к участку берега в непосредственной близости от мотеля, где ресторан «Дом на скале» и площадка «Камера-обскура» расположились за лестничными маршами и бетонными площадками: те карабкались на вершины обрывающихся в море крутых утесов со старыми городскими банями на севере, и вокруг них, да еще пешеходных маршрутов по Лэндс-энду, под руководством Большого Ди и стал формироваться план.

Начать предполагалось с того, что Ди и Карл разведают местность, а Шанс в одиночестве последует за ними. Так они хотели выманить Блэкстоуна из мотеля и встретиться с ним там, где решит Ди. Нужно было создать у детектива впечатление, будто Шанс надеется на перемирие или, во всяком случае, хочет на него надеяться. Требовалось убедительно изобразить – несмотря на безрассудство, с которым Шанс воспользовался телефоном покойника, – что мнение Реймонда о нем как о человеке, живущем в наивном мире, абсолютно верно. И наконец, план брал в расчет множество затененных закоулков, в одном из которых будет ожидать Большой Ди – молчаливый, как апоплексический удар, серьезный, как сердечный приступ.

Именно орудийный сержант добавил последний штрих, поэтичный показушный жест. Что до мнения Шанса, то его никто не озаботился спросить. Дело обрело собственный импульс, Шанса подхватило и понесло. При этом нельзя было сказать, что сам он отрекся от последних прозрений или надеялся на какой-то более приемлемый исход. Так что, пока Ди с напарником исследовали темные углы, доктор потихоньку прорабатывал свой вариант, где все было связано с выманиванием Блэкстоуна из номера. Ди полагал, что Шанс таким образом продемонстрирует свою наивность. Шанс же считал, что эта трещина в стройной системе взглядов, сквозь которую может проникнуть свет, не имеет ничего общего с наивностью, но не собирался распространяться на эту тему. Вот так он и обнаружил себя на открытой площадке среди деревьев, в руке – тупой «учебный» клинок, а напротив стоит Большой Ди – пугающая картина, даже если знать, что все происходит понарошку.