психически больна и отправилась на лечение в клинику, а ее признание не нашло подтверждения на основании улик. «Кто еще был в лесу в ту ночь?» – спрашивал репортер. И далее: «Не значит ли это, что представители элиты в очередной раз постарались замять скандал?» Разумеется! Рита в этом почти не сомневалась. Уолтер – вместе со своими хитрыми, тучными высокопоставленными друзьями – сделал бы все возможное, чтобы замять эту историю. Скандалы плохо влияли на бизнес. И еще она знала, что поначалу его включили в список подозреваемых и даже подвергли унизительной поездке в участок, чтобы выяснить, где он находился в момент убийства, но отпустили, когда к делу подключились его опытные лондонские адвокаты.

В эти странные, оцепенелые дни, что Рита провела в Фокскоте после смерти Дона, она с изумлением обнаружила, что Уолтер ни в чем не винил Джинни, даже в измене, в которой он упрямо видел симптом ее болезни – что-то, что можно вылечить. Он отказывался верить, что она могла застрелить Дона, и объяснил это полицейской медленно и громко, как будто та была глуховата. (Уолтер предпочитал «решать все вопросы с тем пареньком».) Нет, проще обвинить Риту – не в убийстве, хотя он бы и это сделал, если бы мог, но во всем остальном. Она «вступила в заговор» с Доном, прошипел Уолтер, вырывая пустые страницы из тетради и разбрасывая их по саду, где их подхватил ветер и они застряли в ветвях деревьев, будто птицы. О Леснушке он ни разу не упомянул, как будто ее там и не было. Уолтер оплакивал смерть Дона – Рита слышала, как он всхлипывал в библиотеке, бормоча его имя. «Мой самый старый друг сейчас был бы жив, если бы вовремя сообщили мне о том, что здесь происходит, – повторял Уолтер. – А моя жена была бы здесь, глупая вы девчонка». В глубине души Рита знала, что это правда. Она так стремилась все сделать правильно, а вместо этого все испортила. Но в то же время Рита начала понимать, что семейный ковчег Харрингтонов лег на этот роковой курс еще задолго до ее появления. Именно разочарование Джинни в браке – в этой золоченой клетке – запустило всю цепочку событий, как один выдох приводит в движение мобиль, сделанный Робби.

Неведение терзало и грызло Риту изнутри: кто же все-таки сделал роковой выстрел? Она не могла определиться. Гера винила себя в том, что застрелила его, пусть и случайно. Значит, Джинни защищала Геру, потому что ее любовь к дочери оказалась сильнее страсти, которую она испытывала к Дону? Рита надеялась, что так и есть. Но потом вспоминала яркий синяк, который кулак Дона оставил у Джинни под глазом. И как та готова была закопать его в лесу на съедение червям, грибам и личинкам. И Рита начинала сомневаться.

Когда полицейские наконец позволили ей уехать, Уолтер дал ей двадцать минут на сборы до приезда такси. Она успела только похватать то, что подвернулось под руку, и в последний раз обнять детей. Рита подумывала заехать к Робби, но поняла, что не знает дорогу до его дома: «Может, вон там, за деревьями?» – так себе адрес, любезно заметил таксист. Робби не давал ей свой номер телефона. Может, у него и не было телефона? И потом, захочет ли он с ней видеться? Ему и так здорово досталось из-за нее. Судя по всему, он вышел из полицейского участка с подбитым глазом и сломанным ребром. «Копы свалили бы все на него, если бы могли, – по секрету сообщила ей Мардж. – Закрыли бы дело по-быстрому, чтобы умаслить Уолтера Харрингтона и всех его адвокатов. Знаете, Рита, будет лучше, если вы не станете больше с ним связываться, – посоветовала она, будто желая защитить Робби. – Ему не стоит соваться в эту историю, милая».

Рита порадовалась, что у нее нет его адреса, иначе она бы, наверное, не удержалась от искушения эгоистично постучаться к нему в дверь, чтобы увидеться с ним в последний раз. По крайней мере, у них была та волшебная ночь. Рита уверена, что большинство людей умудряются прожить всю жизнь, так и не испытав ничего подобного.

Когда ей хочется прикоснуться к тому, что от него осталось, она встает на колени на голых половицах, стараясь не задеть торчащие ржавые гвозди, и вытаскивает из-под кровати чемодан. Листья, которые он подарил ей тем летом, завернутые в бумагу, давно не в лучшем состоянии, сухие и хрупкие, рассыпались в труху. Остались только остовы, похожие на рыбьи кости. Но Рита все еще может прочитать ярлычки – «ясень», «береза», «вяз» – и любит перебирать их почти каждый день.

Сделанный им мобиль она тоже бережно хранит, завернув в старые колготки. Рита забрала его для Леснушки, поклявшись, что однажды найдет ее и вернет подарок, чтобы девочка знала, что был на свете такой добрый и умелый человек, который изготовил эту игрушку специально для нее, как самый настоящий отец. Что когда-то ее любили и баловали, как всех детей на свете.

Развернув колготки, Рита поглаживает изящные крошечные деревья указательным пальцем, но потом берет себя в руки – нельзя доводить себя до красных глаз и опухшего лица, сегодня кастинг. Затолкав чемодан обратно, она вспоминает о Джинни, которая тоже прятала дорогие ей вещи под кроватью, и думает о том, как мы все пытаемся скрыть самые нежные частички себя. Так безопаснее, да и другого места им часто не находится.

Она почти уверена, что миссис Кэттон, квартирная хозяйка, успела покопаться в ее вещах в поисках контрабанды. («Не пить. Не курить. Мужчин не водить. Горячую ванну больше шести дюймов не набирать».) Рита явно совершила ошибку, сказав ей, что работает моделью.

Так или иначе, она вряд ли смогла бы снова устроиться куда-нибудь няней, даже если бы захотела. Модельное агентство оказалось для нее неожиданным даром свыше.

Она работала официанткой в Мейфэре по двенадцать часов в день, когда женщина из агентства постучала ей по плечу ноготком с французским маникюром.

Не задумывалась ли она о том, чтобы стать моделью? Рита сперва решила, что это жестокая шутка. Но незнакомка не смеялась, она заинтересованно рассматривала ее исхудавшую фигуру – с тех пор как Рита растеряла аппетит, от нее остались кожа да кости. Ничто так не отвращает от еды, как работа в ресторане. К тому же она теперь чувствовала, что не заслуживает ничего приятного. Решив, что у незнакомки проблемы со зрением, Рита взяла у нее жесткую кремовую визитку и не