Дверь отворилась и в дом вошли Ротко и Дир. Последний волок упирающуюся девчушку лет тринадцати или пятнадцати. Хелье завозился с новыми портами, но вспомнил о предстоящем ночном путешествии и взял с ховлебенка старые.

— Вот, привели! — объявил Дир.

— Что вам всем от меня нужно? — взвизгнула девчушка, глядя на полуголого Хелье и предполагая разное.

Надев порты, Хелье подошел ближе и внимательно на нее посмотрел. Она рванулась, и пришлось схватить ее — сперва за плечо, а когда она вздумала вдруг кусаться, то и за волосы. Нет, лет ей было больше. Восемнадцать. Как минимум.

— Как тебя зовут? — спросил он.

— А тебе-то что! Свиньи! Вот узнает мой…

— Тихо. Как тебя зовут?

— Если хотите все хвелаш, то так бы и говорили, а зачем же меня сюда волочь, аспиды…

— Зовут тебя как!

— Минерва! — крикнула она с вызовом.

Хелье и Ротко засмеялись. Дир на всякий случай хохотнул.

— Чего ржете? — сердито огрызнулась Минерва.

— Садись, Минерва, — сказал Хелье. — Никто тебя здесь не тронет. И денег мы тебе дадим. Садись, садись. — Он повернулся к Ротко. — Она?

— Да.

— Она одна такая там?

— Где?

— В квартале.

— Да. Остальные посолиднее.

— Да уж, — вставил Дир.

Ротко, посмотрев на Дира, засмеялся.

— Чего ржешь? — осведомился Дир, тоном, почти совпадающим с давешним тоном Минервы, только в басовом ключе.

— Да так, — сказал Ротко.

Хелье посмотрел на него внимательно.

— Нет, не могу, — Ротко опять засмеялся. — Друг твой заприметил там же одну… солидную… — он опять засмеялся.

— А что? — возмутился Дир. — Я не виноват, что они дуры такие в городе этом астеровом.

— И что же? — спросил Хелье.

— Подходит он к ней, — объяснил Ротко, — к солидной… Она думает, что он ее за руку возьмет, денег даст, с собою поведет. А он… — Ротко опустился на ховлебенк и опять засмеялся.

— Ну нет у меня денег. Что поделаешь. Все истратил, — сказал Дир.

Хелье начал понимать, в чем дело.

— Что же ты, Дир, ей сказал?

Дир насупился.

— Он ей сказал, — Ротко сделал торжественное лицо, — «Полюбил я тебя!…»

Хелье сел рядом с ним на ховлебенк и захохотал.

— А что? — спросил Дир сердито. — Любовь военачальника чего-то да стоит, все-таки. Даже в Новгороде! Я так думал. Провались они, астеры эти.

— И обнял ее, — добавил Ротко. — Страстно так.

Хелье чуть не упал от смеха с ховлебенка.

— Прекратите ржать, — велел Дир.

— Ничего страшного, — сказал Хелье. — Ты вот давеча ржал, и я не обижался.

— Так то другое дело совсем. — Дир хмуро посмотрел на Минерву. — А эта совсем не годится. Я ее давеча видел в детинце.

— Чего-чего? — Хелье сразу посерьезнел.

Дир понял, что совершил оплошность и прикусил язык. Но было поздно.

— В детинце? Ты видел ее в детинце?

— Да. Э… Я там был… гулял я там. Случайно зашел.

— Дир!

— С поручением! А она…

— Врет он, — сказала Минерва.

— Дам по уху, — огрызнулся Дир. — Она там с этим… который посадник. С Константином.

— Скупердяй этот ваш посадник, — уверенно сказала Минерва. — Скупердяй и вор. Обещает много, дает мало. И никакого уважения. Может, я и хорла беззаветная, но это еще не значит, что мною можно помыкать. Один хвелаш и три раскрутки, я ему сказала, сколько это стоит, а он…

— Минерва, — перебил ее Хелье. — Скажи, Минерва. Недавно недалеко от Улицы Толстых Прях убили человека. Ты видела, кто его убил?

— Какого человека, ничего я не знаю, мое дело низкое и незначащее. Отпустите меня, мне положено ждать, когда подойдут…

— Сколько тебе нужно дней, чтобы заработать восемь гривен? — спросил Хелье.

Сделалась пауза.

В голове Минервы свершился переворот. Восемь гривен соответствовали ее трехмесячному заработку без вычетов в пользу сводника.

— Сколько?

— Сколько дней?

— Дня за три-четыре заработаю, — сказала она осторожно.

Хелье ушел в угол, покопался в своей походной суме, и выволок из нее кошель.

— Вот, — сказал он, отсчитав шестнадцать золотых монет. — Видишь? Восемь гривен. Будут твои, если будешь отвечать, как положено.

— Что отвечать? — спросила Минерва, не отрывая взгляда от золота.

Дир с удивлением посмотрел на деньги. То, что Хелье располагает средствами, не приходило ему раньше в голову.

— Видела ли ты, как недалеко от Улицы Толстых Прях убили человека?

— Видела.

Да, это удача, подумал Хелье. Ишь ты, Годрик! Лежит, храпит. Молодец. Кто это ему такое сказал? Ворожиха какая-то, небось. В Новгороде их много.

— Помнишь ли ты, как выглядел убийца?

— Помню.

— Смотри на меня.

— Смотрю.

— Нет, ты смотри все время на меня. Не отворачиваясь. Деньги от тебя не убегут. Итак. Убийца — пожилой человек, с окладистой бородой.

— А?

— Пожилой человек с окладистой…

— Нет, не очень пожилой.

— Какого возраста?

— Возраста?

— Сколько ему лет, убийце?

Минерва пожала плечами и снова уставилась на золото.

— Как он? — спросил ее Хелье, указывая на Дира.

— А? Нет, не такой большой.

— Я про возраст спрашиваю.

— Возраст такой же.

— Не старше?

— Может, чуть старше. Ненамного.

— Не такой большой, говоришь. А какой? С меня?

— Чуть меньше.

— А борода?

— Что борода?

— Какая у него борода?

— Какая? Ну… Как подкова.

— Как подкова? — Хелье подумал. — А! Вот такая, от краев губ, по подбородку, а под нижней губой нету? — он провел пальцем по своему подбородку, уточняя.

— Да.

— А ты узнала бы его, если бы увидела еще раз?

— Узнала бы.

— Есть хочешь?

— А? Хочу.

— Дир, буди Годрика. Пусть готовит еду. Нечего ему спать так долго.