— Сюда, мэм, — негромко произнес он.

Агнесс вошла с бьющимся сердцем.

Комната была освещена люстрой вдвое больше той, что находилась в холле. Здесь стояли диваны с резными спинками и ярко-зеленой обивкой и комоды красного дерева с мраморным верхом. Напротив двух окон, занавешенных золотистым дамаском, находился огромный мраморный камни, над которым висела большая темная картина с обнаженной женщиной, пьющей вино и заигрывающей с мускулистыми мужчинами, одни из которых были с козлиными ногами, а другие — с рогами на голове.

Агнесс отвела взгляд от картины, неприятно напомнившей ей о недавней встрече с Маркусом Питтом, не говоря уже о той позорной ночи, которую она провела с Томасом Уильямсом. Только она успела войти, как лакей, откашлявшись, произнес звонким голосом:

— Миссис Агнесс Мидоус, сэр.

Затем лакей вышел и закрыл за собой дверь. Агнесс замерла, вдруг охваченная паникой. Она поняла всю нелепость этого визита, и ей ужасно захотелось исчезнуть. Но было поздно — сэр Бартоломео Грей поднял голову и увидел ее.

Он сидел за карточным столом, выдвинутым на середину комнаты, перед пылающим камином под неприятной картиной. Он был толстым, с красным лицом, носом картошкой, маленькими голубыми глазками и слегка скошенным подбородком. На нем были шелковый сюртук из темно-красного дамаска, черные бархатные бриджи и большой старомодный парик. По столу были разбросаны карты и костяные жетоны. Стул напротив не был занят, хотя у этого места кто-то оставил кружевной веер с серебряной ручкой. На ближайшем диване лежала открытая книга.

Увидев Агнесс, неподвижно стоящую на ковре, сэр Бартоломео встал и протянул руку.

— Миссис Мидоус, — сказал он медленно и как бы недоуменно, — я слышал кое-что о вас от мистера Уильямса, который уехал примерно час назад. Но он не упоминал, что вы можете прийти сюда лично. Как я понимаю, вы кухарка в доме Бланшаров. Что заставило вас выйти из дома в такое позднее время?

— Я пришла, сэр, чтобы просить вас об одолжении, — неуверенно проговорила Агнесс.

Сэр Бартоломео явно чувствовал себя неловко.

— Бланшар ничего не сказал об одолжениях. Не рассчитывайте воспользоваться тем, что вы нашли то, что изначально не должно было быть утеряно. И если вам нужна новая работа, то должен сообщить, что у меня уже есть шеф-повар француз.

— Я не собираюсь ничем воспользоваться, — более уверенно сказала Агнесс, несколько пообвыкнув в незнакомой обстановке. — И работа мне не нужна. Я только хотела попросить вас ответить на несколько вопросов.

Сэр Грей моргнул, положил руку на стол, как будто ища подкрепления против неожиданного наступления.

— Вопросов на какую тему?

— Пока искали вашу чашу для охлаждения вина, были убиты три человека. Чашу нашли, но жизнь этим людям вернуть невозможно. Все, о чем я прошу, это помочь найти убийцу и добиться справедливого возмездия.

Сэр Грей позволил себе ненадолго задуматься.

— Полагаю, ваша цель достойна. Но я считаю, что женщина вашего статуса не должна вмешиваться в такие дела. Почему об этом ничего не сказал Бланшар? Я полагал, что он известил правосудие, которое обязано поймать преступника. Скажите мне, кто этот вор, и я позабочусь, чтобы его немедленно арестовали.

— Вора звали Гарри Дрейк, — сказала Агнесс. — Он профессиональный взломщик, который работал сообща с ловцом воров Маркусом Питтом. Но вам не стоит беспокоиться об их аресте.

— Почему?

— Дрейк мертв, а Питт в тюрьме ждет суда.

— Тогда, признаюсь, я ничего не понимаю, миссис Мидоус, — сказал сэр Грей, вынимая из кармана часы и взглядывая на них. — Что еще вы хотите?

Агнесс знала, чего она не хотела, чтобы ее торопили. Она мило улыбнулась:

— Как я уже сказала, убийство всех троих непосредственно связано с кражей вашей чаши для охлаждения вина. Но я не верю, что это дело рук Дрейка или Питта. Я считаю, что это сделал кто-то, живущий в доме Бланшаров. Взлом был пустяковым. Дрейк точно знал, что красть, знал, что чаша — самая ценная вещь в мастерской, следовательно, мистер Бланшар заплатит любую сумму, чтобы ее вернуть. Эти деньги наверняка собирались поделить между тремя заговорщиками.

Наконец она завладела вниманием сэра Грея.

— Вы имеете в виду Дрейка, Питта и кого-то из работников Бланшара?

— Вот именно.

— Но, как я понял, деньги были возвращены. Так что заговор не удался.

— Только в финансовом плане, — возразила Агнесс. — Есть все еще три убийства, раскрывать которые у судьи Кордингли нет никакого намерения. Убийство служанки, подмастерья и взломщика, очевидно, не идет ни в какое сравнение с ограблением состоятельного человека.

Сэр Бартоломео Грей смущенно кивнул:

— Но разве их всех убил не Питт?

— Я в это не верю. Питт предпочитает держаться подальше от преступлений, хотя он наверняка знает, кто это сделал.

Сэр Грей прошелся по комнате и, подвинув еще один стул, предложил его Агнесс, прежде чем тяжело сесть на свое место.

— Тогда предоставьте дело мне. Я знаком с судьей Кордингли. Если Питта посадили, констебли наверняка сумеют заставить его назвать имя предателя из дома Бланшара.

— Я не уверена, как поступит Кордингли, когда узнает, насколько далеко распространяется влияние Питта. Думаю, надежда на то, что Питт останется в тюрьме и раскроет, кто его нанял, весьма невелика.

Сэр Грей начал составлять фишки в идеальные столбики:

— Я правильно понял — у вас есть другое предложение?

— Возможно, — подтвердила Агнесс, напряженно сидевшая на кончике стула. — Но прежде мне бы хотелось спросить вас о другом деле, которое, по моему разумению, имеет отношение ко всем этим событиям.

Сэр Бартоломео кивнул и жестом предложил ей продолжать. Агнесс глубоко вздохнула:

— Я бы хотела услышать, сэр, что вы можете сказать о ремесленнике, который сделал эту чашу, о Томасе Уильямсе.

Она сразу заметила, как сильно удивился сэр Бартоломео при такой резкой смене темы разговора.

— Разумеется, вы не подозреваете, что Уильямс, один из самых талантливых серебряных дел мастеров, известных мне, может быть хладнокровным убийцей? — выпалил он.

Агнесс поджала губы:

— Мне кажется, что мы многого о нем не знаем.

Сэр Грей покачал головой:

— Очень сильно сомневаюсь. Его отец — мастер высочайшей квалификации. Он снабдил меня большей частью моей посуды в Ньюкасле. Томас — его второй сын; он работал у отца подмастерьем, но хотел пойти дальше и считал, что для этого годится только Лондон. Томас попросил меня помочь найти подходящего мастера, который возьмет его в ремесленники. Я был рад помочь и упомянул о нем Теодору Бланшару, которому требовались работники, после того как его отец отошел от дел. И его туда взяли.