Раскинувшись по восточным холмам, они видели под собой широкое, обманчиво спокойное течение Нантосвельты на краю нового Царства Теней Героев. На западе пылала яркая рубиновая полоска. Пристанище, открытое нашим глазам, было темным: на нем лежала тень обступивших его деревьев. Легион сторожил свои земли, места своего ожидания. Но, судя по численности войска, мимо которого проходили наши испуганные, загнанные лошади, даже этим воинам хотелось бежать от наступающего Царства. Пробираясь сквозь враждебные леса, я пытался разобраться, где какое пристанище, но все они были изуродованы временем, изувечены наступающими лесами и холмами. Трещины превратили некогда четкую резьбу в отвратительные гримасы на искаженных лицах. Поговаривали, будто в глубине пристанищ мерцал свет.

И за всем этим — глухой барабанный бой: то частая, то редкая дробь. Она отдавалась у нас в подошвах и головах; и Нантосвельта отзывалась ей рябью на воде, дробившей свет факелов и отсветы гаснущего неба в цветную мозаику, водопад бликов, игравших по всей ее ширине. К тому времени как солнце совсем скрылось, мы проехали еще два пристанища.

Я искал Пендрагона. Кимон с Колку скакали впереди, звали его. Наконец я услышал свое имя и подъехал к высокому темноволосому человеку, стоявшему перед шатром. Я узнал его, хотя и не смог вспомнить имени.

— Бедавор, — любезно напомнил он. — Я ношу щит Пендрагона и лечу его меч.

— А, да. Я тебя помню.

— Да запомни хорошенько, — улыбнулся мне темноволосый. — Мы приняли столько ударов в этом мире, далеком от наших владений, что, пожалуй, родимся изуродованными шрамами до неузнаваемости.

Я понимал, о чем он говорит. Проклятие Нерожденных, исследующих свои будущие владения, — унести в истинную жизнь все шрамы и переломы, нажитые в этих преждевременных странствиях.

Я слез с неудобного седла низкорослой лошади и нырнул в шатер. Урта двинулся было за мной, но щитоносец Пендрагона мягко придержал его. Я оглянулся на них.

— Он не желает обидеть тебя, — сказал правителю Бедавор, — но будет лучше, если ты ничего не скажешь и ни о чем не спросишь. Это время несет угрозу для некоторых из нас.

Урта согласился, хотя вид у него был озадаченный. Кимон собирался войти вместе с отцом, но его остановили, как и Боллула, который так сверкнул глазами на Бедавора, что на миг мне почудилось, что вот-вот, и их раскаленные взгляды смогут испепелить камни между ними. Все же люди Урты отступили назад. А вот Ясон, пригнувшись, шагнул в шатер, теребя себя за бороду, и обвел глазами спартанскую обстановку.

Пендрагон сидел на кожаной подстилке, окруженный своими товарищами. Посреди круга грудой были свалены щиты и оружие; рядом с каждым воином стояли блюдо с мясом и глиняная чаша. Те, что сидели ко мне спиной, с любопытством оглянулись, однако лица их были жесткими и угрюмыми. Я увидел два свободных места и занял одно из них — как раз напротив вождя. Ясон неловко пристроился справа от меня, добавив к груде оружия собственный меч в ножнах. Он отрывисто кивнул Пендрагону. Грек был столь же далек от своей жизни в прошлом, как наш хозяин — от жизни в будущем. Урта присел на корточки у входа, завернувшись в потрепанный плащ, словно пряча лицо от того, в ком он, сдается мне, узнал будущего правителя своего клана.

Все соратники были покрыты свежими ранами, перемазаны кровью, в растерзанной одежде. Потрепанный отряд. Человек, которого я запомнил как Бороса, лишился двух пальцев на руке, в которой обычно держат меч, и играл с окровавленными перетянутыми жгутами обрубками, точно ребенок рассеянно доламывающий сломанную игрушку. Под его пристальным взглядом я задумался: может, он уже сейчас предвидит свое сломанное детство, которое ждет его через несколько поколений, когда он с плачем вступит в мир?

Я с удивлением узнал, что раны эти получены при защите Арго от дхиив арриги. Мне казалось, всадники Пендрагона с легкостью разогнали изгоев. На деле же та стычка была последней из многих. В отсутствие Урты, когда больше двух сотен оборванных разбойников принялись грабить селения коритани, Пендрагон решил вмешаться, а Вортингор заперся в своей крепости.

— Я знаю, что ты в долгу перед Верховным правителем, — обратился Пендрагон к Урте через головы своих, — и решил помочь тебе расплатиться.

— Благодарю тебя, — тихо ответил Урта.

— Не знаю, как они проведали о вашем возвращении. Но проведали и устроили несколько засад у реки. Мы откусывали от них по кусочку. Однако, — он довольно мрачно глянул на меня, — слишком много наших потеряли. Я не раз видел сны о своем царствовании и о добрых товарищах, своих рыцарях, скакавших рядом со мной. С каждым сном та свита становится меньше. Слишком многие станут мертворожденными. Наконец мы поняли свое безрассудство. Глупо испытывать жизнь до рождения.

Я понял его. Он с выжившими соратниками — Бедавором, Боросом, Гайваном и немногими другими — собирался, если сумеет, вернуться через пристанище Щедрого Дара и провести время ожидания там, где им ничто не грозит. В одном я был уверен: этот человек, когда наконец родится и вырастет, не будет склонен к безрассудным поступкам. Хотя от испытаний, пережитых во времена Урты, у него останется множество шрамов, глупости среди них не будет. Он станет осмотрительным правителем. Конечно, с женщинами он будет таким же безрассудным — от этой хвори мужчину не излечат никакие чары, — но он заранее занял во Времени место сильного и властного вождя.

Пожалуй, я с нетерпением ждал встречи с ним.

— Опасности другого рода ожидают вернувшихся в Царство, — признал Пендрагон. — Плен. Одиночество. Забвение. Если верить слухам, за каждым из нас придет корабль, чтобы унести нас к новой жизни. — Его взгляд омрачился, он заглянул мне в глаза. — Я должен кое-что показать тебе. Но позже, если ты не против.

— Вовсе нет, — ответил я.

— А сейчас мы все, кто здесь, должны вернуться. Но на той стороне мы будем биться за возвращение Царства Теней Героев в прежние границы. Когда мои немногочисленные спутники фуриями вырвутся за пределы Нантосвельты, мы сможем захватить с собой и других. Конечно, не многих, но если ты, Мерлин, потратишь чуточку чар, чтобы изменить их вид, нам удастся, думаю, протащить в наши земли несколько людей правителя.

Он снова пристально взглянул на меня.

— Берешься?

— Это в моих силах, — сказал я, обдумывая, как это сделать.

— Хорошо. Еще одно: мы с Боросом и Гайваном, пока вас не было, заглядывали назад. Не знаю, сознаете ли вы, как долго были в отлучке. Все Царство в полусне. За пристанищами лежат странные земли, но сердце их — твоя крепость. — Он посмотрел на Урту. — Она стала тюрьмой. Она отрезана. Как остров. Там есть человек по имени Катабах, он знает тебя…

— Катабах еще жив? — привстал Урта.

— Был жив, когда мы с ним встречались. И твоя жена и дочь тоже. Они спрятались под холмом. Катабах передал тебе послание: сон Мунды пришел через Врата из Слоновой Кости. По-моему, это означает обманный сон. Так он сказал и передал мне еще три послания, чтобы ты их «выслушал, обдумал, понял и поступил соответственно». Это слова Катабаха, не мои.