Из дома и с окраин colonia уже подтягивались люди. Среди них была и незаменимая Ампаро, в шлепанцах и халате. Оценив обстановку, мексиканка оттащила племянницу от Скелли, отвесила ей две хлесткие, как удар кнутом, пощечины и увела рыдающую девушку прочь. Мардер поручил собравшимся мужчинам отнести Сальвадора Мануэля в дом, после чего набрал на своем новом сотовом 060 и вызвал «Скорую».

Покончив с этим, он повернулся к другу.

– Какого хрена, Скелли?

– Он ей лицо хотел порезать. И скальп уже хорошо пропорол, ты сам видел. Я ему ору, чтобы отстал от нее и бросил нож, а он ноль внимания и даже замахнулся, но тут я его подстрелил. Это ее дружок Гарсиа, как ты понял уже, наверное.

– Да. А с чего он ее решил изувечить, не знаешь?

– Судя по тому, что я успел услышать, она пыталась с ним расстаться по-мирному – мол, ей в Мехико теперь надо, карьеру делать. А он рассвирепел и сказал, что вы с ней трахаетесь, это все знают, и что теперь он тебя убьет, а ей лицо покромсает. И вытащил нож.

– То есть ты спас ее, а она накинулась на тебя?

– Ну что могу сказать – Мексика. Тут у всех своя роль в narcocorrido[111]. Кстати говоря, как все представим публике?

– Секундочку… а как ты вообще здесь оказался?

– Я каждую ночь встаю и обхожу периметр. У нас не хватает оружия, чтобы выставить полноценный караул, а тамплиерам я не особо доверяю. Я шел по пляжу – где у нас огромная брешь, между прочим, – и вдруг услышал голоса. Решил разобраться, что к чему.

В полумраке было не прочесть, что написано на лице Скелли. Вообще-то, история правдоподобная – даже слишком правдоподобная, подумал Мардер, но сейчас не это главное.

– Давай пистолет, – сказал он.

– Зачем?

– Затем, что выгоднее представить все так, будто стрелял я. Я гражданин Мексики, а ты здесь по документам, которые проверки не выдержат. Можешь взять мой «кимбер», и лучше тебе переждать у себя в комнате, пока тут будут копы. Но сначала я попросил бы тебя найти Стату – не хочу ее в это впутывать. Свяжи ее, если понадобится, только к полиции не подпускай.

Скелли хотел было возразить, но потом смекнул, что решение очень здравое, обменялся с другом пистолетами и удалился в сторону пляжа. Мардер поднялся к дому.

Мексиканцы принесли с террасы шезлонг, уложили на него Гарсиа и накрыли одеялом. Парень потерял сознание и весь посерел. Мардер вернулся в свою комнату, ополоснул лицо, разрядил пистолет, взял бумажник и мексиканский паспорт. Когда он спустился, вой сирен уже возвещал о приближении полиции и «Скорой».

Ампаро в домике для слуг хлопотала над измученной Лурдес. Кровь с лица уже смыли, а само кровотечение, кажется, удалось остановить. Мардер изложил им новую версию происшедшего и пояснил, почему Лурдес должна ее подтвердить, если копы спросят. Девушка молча кивнула; естественно, полиции полагается врать – как иначе выжить?

Затем Мардер вернулся к парадному входу и посмотрел, как Гарсиа погружают в «Скорую». Когда та уехала, к нему подошли двое мужчин в хороших деловых костюмах и дорогих ботинках, оба светлокожие и аккуратно подстриженные. Они предъявили свои удостоверения – federales[112], судя по всему. Также они заявили, что представляют элитное подразделение службы по борьбе с наркотиками: офицеры Варела и Гил. У Варелы были усы, у Гила – нет, но в целом они так походили друг на друга, что сошли бы за братьев. Или, подумал Мардер, это сказывалась его усталость и поздний час. Он продемонстрировал им паспорт и представился.

– Мы знаем, кто вы, сеньор, – бросил Гил, без особого интереса взглянув на документ. – Быть может, вы объясните нам, что здесь произошло и почему в этого молодого человека стреляли?

Его вынужденную ложь выслушали с непроницаемыми лицами. Вопросов они не задавали и как будто не намеревались допрашивать кого-то еще. Мардеру подумалось, что это недобрый знак. Когда он закончил, Гил сказал:

– Это серьезное преступление. Вам придется проехать с нами.

– А не может ли это подождать до утра? Я хозяин этой земли. Неужели вы думаете, будто я сбегу из-за того, что подстрелил злоумышленника, который пытался убить одну из моих служанок?

– Подружку твою, – произнес Варела, и оба придвинулись ближе.

– Она мне не подружка, – сказал Мардер, но его уже скрутили, заковали в наручники и затолкали на заднее сиденье полицейского джипа.

Сколько Мардер себя помнил, больше всего на свете его пугала угроза оказаться связанным, лишенным свободы, физически беспомощным. Когда он был совсем ребенком, двоюродные братья – оба постарше и оба садисты, как уж водится у кузенов, – любили играть с ним в индейцев и ковбоев, и в конце маленького Рика спутывали веревкой, затыкали ему рот кляпом и запирали в темной кладовке в подвале их бруклинского дома. Он всегда впадал в истерику и мочил штаны, отчего эта парочка веселилась еще больше. Во Вьетнаме он боялся прежде всего не смерти или увечий, а того, что его возьмут в плен, обездвижат, посадят в тесную камеру. Он настроился ни за что не сдаваться и драться до последней капли крови. И держался этого решения: после того что произошло в Лунной Речке, Мардер и в самом деле не сдался.

И вот сейчас, оказавшись в наручниках на заднем сиденье машины, во власти людей, которые если и не были садистами, то определенно не желали ему добра, Мардер почувствовал, как его внутренности скручивает все та же детская истерика. Он старался дышать поглубже, жалея, что пренебрег роликами на YouTube, в которых демонстрировалось, как высвободиться из наручников за пятнадцать секунд.

К этому своеобразному неврозу примешивалось чувство, что в нынешней ситуации что-то неладно. Его еще ни разу не арестовывали, но он, как и всякий американец, видел тысячи арестов на экране, а кроме того, редактировал несколько документальных книг криминальной тематики, и ему еще не попадались полицейские, реальные или вымышленные, которые вели бы себя так, как эти двое. Может, никакие они и не полицейские вовсе. Эту зловещую мысль пришлось подавить усилием воли. С ними действительно было что-то не так, но вряд ли они собирались просто убить его. С какой стати службе по борьбе с наркотиками расследовать бытовое покушение на жизнь? И если они нечисты на руку, то почему не намекнули на взятку?

Казалось, машина едет уже много часов, но Мардер понимал, что это иллюзия. Мощная тонировка не позволяла видеть, куда они направляются, но доносившиеся снаружи сельские звуки сменились на городские. Похоже, они где-то в Карденасе. Автомобиль замедлил ход, резко свернул и остановился.

Гил открыл дверцу и вытащил Мардера из машины. Судя по всему, это была парковка на первом этаже какого-то здания. Он не стал спрашивать, где они и что происходит, поскольку понимал: ответа ему все равно не дадут, а своим молчанием только унизят его. Двое federales (если это были они) поднялись вместе с ним на площадку с голой стальной дверью, одолели пару лестничных пролетов и провели через стеклянную дверь с табличкой «213». Свет в помещении горел такой яркий, что Мардер невольно сощурился, но ни офисных работников, ни полицейских здесь не наблюдалось. Его тщательно обыскали, конфисковали телефон с бумажником и положили их в поли-этиленовый пакет. У Мардера стало легче на душе: если бы у него забрали деньги, а все прочее выбросили, это была бы совсем другая разновидность ареста по-мексикански, не сулящая ничего хорошего. Его отвели в маленькую комнату с классическим набором из стола и трех стульев и оставили в одиночестве, усадив спиной к стене, со скованными руками.