С такими установками было легче бороться за коллективную безопасность. В одной из резолюций говорилось: «Если какое-либо слабое государство подвергнется нападению со стороны одной или нескольких крупных империалистических держав, которые захотят уничтожить его национальную независимость и национальное единство или произвести его раздел, как это было при разделе Польши, то война национальной буржуазии такой страны для отпора этому нападению может принять характер освободительной войны, в которую рабочий класс и коммунисты этой страны не могут не вмешаться»[354]. Так и выйдет. Но только одним из этих империалистических государств, которые разделят Польшу, будет СССР.

А пока Москва становилась источником надежд Европы. Коммунисты предлагали всем демократическим силам союз против фашизма, Советский Союз делал то же самое предложение либеральным государствам. Социал-демократы теперь уже не считали новый курс Коминтерна игрой, и не обращали внимание на многочисленные рудименты старого курса. В 1936 г. один из лидеров социалистического интернационала О. Бауэр заявил коммунисту Э. Фишеру: «Союз демократических рабочих партий с Советским Союзом не только стал возможным, он исторически необходим»[355]. Эта историческая необходимость давала шанс Европе оттеснить фашизм на периферию цивилизации. Европейские весы резко качнулись влево.

Французский эксперимент

В авангарде движения за Народный фронт по-прежнему шла Франция. 14 июля 1935 г., в день взятия Бастилии, СФИО и ФКП провели грандиозную совместную демонстрацию, чтобы ни у кого не было сомнений — левые теперь дружат между собой. В январе 1936 г. было заключено предвыборное соглашение о «Народном объединении» между ФКП, СФИО и Радикальной партией (коммунисты в соответствии с решениями конгресса Коминтерна называли новый блок «Народным фронтом»). Программа блока соответствовала предложенной в 1934 г. Коминтерном для Франции модели социального государства. Были также четко очерчены антифашистские и антивоенные требования: разоружение и роспуск полувоенных формирований, отмена частной торговли оружием и национализация военной промышленности, система коллективной безопасности в Европе.

В марте 1936 г. было достигнуто объединение социалистических и коммунистических профсоюзов.

На выборах 26 апреля-3 мая 1936 г. Народное объединение одержало победу. Из 618 мест оно получило 381 мандат. Однако успех левых был не общим — произошло перераспределение голосов демократов, которые качнулись влево. ФКП увеличила свое представительство с 10 до 72 депутатов, социалисты — с 97 до 146 (они стали крупнейшей фракцией), а вот радикалы потеряли места — со 159 до 106. 4 июня было сформировано правительство социалиста Леона Блюма.

Сразу после победы «Народного фронта» поднялась волна забастовок — рабочие требовали не медлить с реформами, они занимали предприятия. Такой мощный всплеск рабочего движения стал сюрпризом не только для большинства, но и для коммунистов.

Британские исследователи считают: «Включившись в движение Народного фронта, ФКП преследовала двоякую цель: во-первых, оказать давление на французское правительство с целью подтолкнуть его к активным действиям по созданию международной антифашистской коалиции, инициатором которой выступил СССР, и, во-вторых, подготовить мощную массовую базу рабочего движения. Победа на выборах и прокатившаяся затем волна забастовок показали с предельной ясностью несовместимость этих целей. Ведь стоило появиться в массовом движении призраку „красной угрозы“, как это вызвало бы тревогу в лагере радикалов (и социалистов), и неизбежно ослабило бы и без того непрочную приверженность Франции делу коллективной безопасности»[356]. Разрываясь между поддержкой внешнеполитического курса СССР и борьбой за влияние на рабочих, ФКП лавировала. Торез демонстрировал, что он готов идти на уступки ради политического единства с социалистами и радикалами. Он провозгласил лозунг: «Нужно знать, когда закончить забастовку». Но рабочие руководствовались не указаниями коммунистов, а собственными интересами. Они вернулись к работе только после того, как на переговорах профсоюзов и предпринимателей было заключено соглашение о повышении зарплаты и введении важнейших социальных гарантий, которые затем были закреплены законодательством «Народного фронта».

Рабочий день был ограничен 40 часами в неделю, рабочие получали двухнедельный оплачиваемый отпуск. Предприниматели были обязаны заключать с рабочими коллективные договоры, на предприятиях учреждались официальные рабочие представители, которые получали право контролировать соблюдение прав рабочих. Было улучшено пенсионное обеспечение.

Была реорганизована банковская система, регулировались цены на зерно, были выделены средства на проведение общественных работ, установлен государственный контроль над железными дорогами. Сбылись мечты.

Отправившись по стопам Рузвельта, правительство «Народного фронта» быстро уткнулось в те же финансовые проблемы, что и американский президент. «Социальное государство» не опиралось на собственную экономическую базу. За какой счет оплачивать новые социальные льготы? За счет капиталистов? Но «Народный фронт» регулировал их деятельность еще меньше, чем Рузвельт. В итоге капиталисты стали бесконтрольно уводить свои капиталы из Франции, где рабочим приходилось платить «слишком много» за «слишком малую» работу.

Коммунисты требовали введения дополнительных налогов на капитал, но и те меры, которые уже были проведены, усилили отток капитала из Франции. Однако радикальная пропаганда коммунистов принесла им большие успехи. ФКП обогнала социалистическую партию по численности. За счет большей сплоченности своих организаций коммунисты расширили влияние в профсоюзах (социалистические и коммунистические профсоюзы объединились). Народный фронт принес ФКП успех, который вернул ей позиции, утраченные в 20-х гг. Отныне ФКП превратилась в постоянный фактор французской большой политики на многие десятилетия.

Новый «имидж» коммунистов требовал и новых символов: «отказ от чисто „оппозиционной“ культуры и попытки работать с „зернами народной культуры“ были важными факторами, предопределившими рост членства и влияния. Коммунисты искали политические ходы, язык и символы, которые отражали бы национальные традиции демократического радикализма: республиканское якобинство, чартизм, идеализм Джорджа Вашингтона и эгалитаризм гуситов»[357]. Подобный поиск компромисса между коммунистическими и национальными символами шел тогда и в СССР. Возвращение западноевропейских коммунистов в лоно европейской «буржуазной» культуры, которой они прежде резко противопоставлялись, стал первым шагом в сторону их более поздней эволюции к социал-демократическим позициям во времена еврокоммунизма и затем распада СССР.

Рост влияния коммунистов и принадлежность их к правящему блоку ставили на повестку дня следующий шаг — вхождение в правительство. Однако его коммунисты делать пока не стали. На то был ряд причин. Во-первых, Сталину была не нужна революция во Франции — в лагере союзника. Он боялся спровоцировать французскую элиту к отказу от союза с СССР. Казалось, что коммунисты могут участвовать только в революционном правительстве. Позднее коммунистическое руководство осознало, что это была ошибка. Ситуация 1936–1938 гг., связанная с войной в Испании и давлением Германии на Францию все равно предопределили эволюцию французской правящей элиты в сторону от СССР. Коммунисты, обладая государственной властью, могли бы замедлить этот процесс в решающие месяцы гражданской войны в Испании.