Потом она положила трубку и сказала:

- Я вся мокрая.

Ее действительно словно только что вынули из воды. Эмма Ивановна села в кресло и просидела с полчаса. "Сейчас зазвонит телефон", - подумала она, и телефон зазвонил.

- Алло. - Не было ничего в ее голосе - вообще никакой интонации.

- Добрый вечер. Это Эмма Ивановна Франк? - молодой голос. Хороший голос. Правда, немножко напряженный.

- Да. Эмма Ивановна Франк.

- Меня зовут Петр. Петр Ставский.

- Здравствуйте.

- Вам… простите, Вам случайно не рассказывали обо мне?

(Рассказывали! Конечно рассказывали! Много рассказывали. Какое счастье, что Вы позвонили. Приезжайте ко мне, иначе я умру сейчас. Вы единственный человек, который нужен мне в данный момент. Но-будь-осторожна. Что он имел в виду?..)

- Кто мог мне рассказывать о Вас?

- Один… один мой хороший знакомый, его зовут Станислав Леопольдович. (Но-будь-осторожна).

- Я не знакома со Станиславом Леопольдовичем.

- Наверное, это неправда, Эмма Ивановна.

- А почему Вы себе позволяете… Петр Ставский…

- Потому что я видел по телевизору вас обоих. Вы пели тирольскую песню… Дол зеленый - йо-хо, дол зеленый, йо-хо! Вы держались за руки. Вы знакомы со Станиславом Леопольдовичем. Молчание. - Эмма Ивановна, прошу Вас, не вешайте трубку! Послушайте меня, Вы слушаете?

- Да.

- Станислав Леопольдович… он сейчас где? Вы, может быть, знаете?

- Почему я должна знать?

- У вас телефон 203-38-88… это Сивцев Вражек… вы, стало быть, соседи.

- Соседи?.. А как Вы вообще узнали мой телефон? Кто Вам дал его?

- Я через справочную! По телевизору назвали вашу фамилию - и я… это просто, на самом деле.

- Если знать адрес - просто.

- А я сказал - Сивцев Вражек. Не знаю почему.

Внезапно Эмма Ивановна устала - ужасно, дико… до умопомрачения. У нее не было выхода - оставалось только поверить хорошему этому голосу. И она поверила - от усталости.

- Приезжайте ко мне, Петр. Станислав Леопольдович живет… жил здесь. - Эмма Ивановна назвала адрес.

- Почему Вы так сказали - жил?

- Потому что я не знаю, что с ним… Приезжайте, у меня нет сил - по телефону. До свиданья.

Она села и заплакала. Петр приехал через полчаса. Было девять вечера.

- Почему Вы так сказали - жил? - спросил Петр с порога.

Эмма Ивановна рассказала ему о звонке с бульвара.

- Очень плохой звонок. - В вопросе Петра не было вопроса.

- Очень плохой звонок.

Они смотрели друг на друга. Смотрели долго, без интереса. Но увидели все. Она - обаятельного и сильно взволнованного юношу. Он - обаятельную и доведенную до отчаяния старушку.

- Вы красивая, - сказал он.

- Присядьте… куда хотите, - сказала она.

- Я присяду, спасибо. Нам трудно будет говорить?

- Только сначала. - Эмма Ивановна открыла дверь на балкон. - Очень душно. Вы… как живете?

- Спасибо. Я только что из Тбилиси. Несколько часов назад. Увидел дома передачу - и сразу позвонил. Но Вас долго не было дома.

- А что Вы делали в Тбилиси?

- Банк грабил.

- И что же - успешно?

- Вполне. Статья 206 прим. Штраф в размере двухсот рублей.

- Вы грабитель?

- Нет, филолог. А Вы та самая Прекрасная Дама?

- То есть?

- Ну… с которой Станислав Леопольдович жил… двести лет назад?

- Откуда вам это известно?

- Мне все известно. - Петр честно взглянул в фиалковые глаза.

- Ну и слава Богу, - вздохнула Эмма Ивановна.

- Я от Эвридики знаю, - уточнил Петр.

- А Эвридика это…

- Эвридика - моя невеста. Она тоже смотрела передачу. Она сразу позвонила мне после концерта. Кстати, Эвридика тоже знает эту песню… про дол зеленый, йо-хо. Правда, без слов - только мелодию. Эвридика не изучала немецкий. А мотив помнит с детства.

- М-да… - покачала головой Эмма Ивановна. - Я очень хотела бы поговорить с ней про дол зеленый… Со мной-то все понятно. Когда я была Клотильдой Мауэр…

- Простите? - переспросил Петр. И - привкус мяты: опять мята?

- Ну, раньше, давно, когда меня звали еще Клотильдой Мауэр… Почему Вы так смотрите?

Петр не понимал про Клотильду Мауэр. Он не понимал настолько сильно, что фиалковые глаза Эммы Ивановны сделались совсем темными и она спросила - довольно сухо:

- Что Вас конкретно удивляет?

- Нет-нет, - сказал Петр. - Продолжайте, пожалуйста.

Но-будь-осторожна. Я буду, буду осторожна, магистр!

- А нечего продолжать! - со всевозможной беспечностью внезапно закончила Эмма Ивановна.

Петр не понял исхода. Но Эмма Ивановна уже молчала - и невозможно было представить себе, что она когда-нибудь заговорит. Петр так и спросил:

- Вы когда-нибудь заговорите или… или я сделал что-то не так? Но, поверьте, я не хотел. - От привкуса мяты сводило уже скулы.

- Дело не в этом, - вздохнула Эмма Ивановна. - Просто Вы сказали: "Мне все известно", - и я поверила вам. Но теперь я сомневаюсь в том, что Вам все известно. И не знаю, как быть.

- Значит так. - Петр закрыл глаза, чтобы собраться. - Я имел в виду восьмерки. Мне про восьмерки все известно. Эвридика…

- Восьмерки - это что? - испугалась даже Эмма Ивановна.

Теперь настала очередь Петра - замолчать. Теперь он смотрел на Эмму Ивановну темно.

- Кажется, мы говорим о разных вещах, - подытожила она. - Но, по-моему, об одинаково страшных, потому что… Я не знаю почему, у меня просто такое ощущение.

- У меня тоже.

Ситуация сделалась дурацкой: Эмма Ивановна и Петр опасливо поглядывали друг на друга. Не решаясь ни на что. Первым не выдержал Петр.

- Эмма Ивановна, может быть, мы расскажем друг другу все? Кажется, это единственный выход.

Но-будь-осторожна.

- Не знаю… Лучше дождаться его. Он скажет, как себя вести. Если… если вернется! - И - фиалковые слезы. Она вытерла их, эти слезы. Быстро и насухо. Спросила: - А Вы можете открыть мне вашу тайну только в обмен на мою? Дело в том, что я не уверена, разрешил ли бы мне Станислав Леопольдович… Это, в сущности, его тайна - во всяком случае, скорее его, чем моя. А у Вас тайна - чья?

Петр пожал плечами. Он не понимал, чья это тайна. Но едва ли тайна Станислава Леопольдовича.