– Я не могу тебе сказать.

Я ушам своим не поверил:

– Что, прости?

– У тебя нет проблем со слухом, Дрю. Так что повторять не нужно, правда же?

Ошеломленный, я смотрел на нее во все глаза.

– Ты хоть понимаешь, что стоит на кону?

Шей опустила голову и кивнула.

– Да,  – прошептала она,  – понимаю.

Я запустил пальцы в волосы.

– Тогда помоги и мне понять, потому что последствия будут совершенно не в моей власти. Я сделаю все, чтобы защитить тебя, Шей, но мои возможности будут ограниченны.

– Я отдаю себе в этом отчет.

– Этого недостаточно. Мы не можем оставить все как есть. Мне-то ты можешь рассказать.

Она закрыла глаза, словно боролась с собой.

– Я пообещала молчать.

Невероятно!

– Мы все совершаем ошибки,  – сказала она.  – Этот человек сожалеет о случившемся и намерен все исправить. Я обещала, что буду держать это знание при себе, пока виновник не уладит ситуацию. Мне приятно знать, что ты веришь в меня, веришь в то, что я не стала бы красть у церкви. Спасибо тебе за доверие.

Я поставил чашку на стойку и вскинул руки.

– Шей, ты меня не слышишь. Я верю тебе, но это не означает, что остальные старейшины последуют моему примеру. Как твой пастор, как человек, который тебя любит, прошу, скажи мне, кто взял деньги.

Запас моего терпения подходил к концу, и по мере того как я говорил, голос мой становился все громче.

Она побледнела, и я заметил, как побелели костяшки ее пальцев, сжимавших чашку; просто поразительно, что керамика не раскрошилась и кофе не разлился по кухонной стойке.

– Я дала слово,  – прошептала она.  – И для меня это тоже непросто. Я говорила с Лилли об этом…

– Ты назвала ей имя вора?

– Нет. Я сдержала слово и намереваюсь держать его и дальше. Дрю, кроме моего слова у меня ничего нет, а оно должно означать хоть что-то.

Раздражение все нарастало во мне, и я снова взъерошил волосы.

– Что тебе сказала Лилли?

– Она сказала, что это решать мне, и я решила. Я не хочу увиливать от правды, но мое слово – это мое слово.

Глядя ей в глаза, я попытался снова:

– Я освобождаю тебя от всех данных ранее обещаний.

Пауза показалась мне вечностью, а затем она, так ничего и не сказав, соскользнула со стула.

– Прости, Дрю.

Шей направилась к выходу. Я не мог позволить ей уйти, так ничего и не выяснив.

– Шей, пожалуйста, не уходи.

На миг показалось, что моя просьба ее остановит. Ее шаги замедлились, Шей словно заколебалась, но затем все же двинулась к двери, ни разу не оглянувшись.

Я смотрел, как она уходит, потрясенный случившимся и до конца не веря в него.

Я не договаривался с Кевином о встрече, но приехал в «Центр надежды», рассчитывая, что он найдет пару минут, чтобы поговорить со мной об этой ситуации с Шей. Я по-прежнему не мог поверить, что она так и не сказала мне того, что знала.

Оказавшись в «Центре», я почти в трансе зашагал по коридору к кабинету Кевина. Дверь была закрыта, но меня это не остановило. Его помощница посмотрела на меня с явным изумлением.

– Пастор Даглас? Вам назначено? Я что-то упустила?

– Нет. Кевин у себя?

Мой друг, судя по всему, увидел меня сквозь стеклянную перегородку, потому что поднялся из-за стола и вышел в приемную.

– Дрю? Что случилось? Ты выглядишь так, словно только что похоронил лучшего друга.

– Учитывая, что мой лучший друг – это ты, рад сообщить, что ты вполне жив и вид имеешь цветущий,  – попытался я пошутить.  – Есть пара минут?

– Конечно. Входи.  – Он жестом пригласил меня в кабинет.

Я, совершенно опустошенный и подавленный, рухнул в кресло для посетителей напротив его стола.

Кевин не стал тратить время на вежливые подходы к сути дела:

– В чем проблема?

Я вдруг понял, что мне стало трудно говорить.

– Дело в Шей.

– Что-то случилось? – Взгляд у него стал встревоженным.

Похоже, он собирался встать, но я жестом попросил его остаться на месте.

– В церкви кое-что произошло. Шей пересчитывала пожертвования и помещала их на депозит. Как выяснилось, в последние две недели начали пропадать деньги.

Кевин выглядел таким же ошеломленным, как я, когда Алекс впервые сообщил мне новости.

– Ты же не думаешь, что это Шей их берет.

– Нет. Ни в коем случае.

Он вздохнул с облегчением. Я ни за что не пришел бы к нему, будь у меня хоть тень подозрений в том, что Шей виновна в пропаже пожертвований.

– Тогда в чем проблема?

– Она знает, кто их брал, и отказывается мне говорить.

Кевин обдумал услышанное, откинувшись на спинку кресла.

– Кто рассказал тебе о краже?

– Ты знаешь Алекса Тернбулла? – спросил я, догадываясь, что они знакомы.

– Да. Он хороший человек.

– Алекс пришел ко мне в воскресенье. Ллойд Кинкейд лег на операцию по коррекции костяной мозоли, его не будет еще несколько недель. Пока он восстанавливается, Линда попросила Шей подсчитывать вместо Ллойда пожертвования и готовить их для депозита, который вносится в понедельник.

Кевин развел руками, словно не видя в этом проблемы.

– Алекс знал, что Шей сидела в тюрьме за кражу, и беспокоился, что Шей поставили в положение, которое могло стать для нее искушением. Он решил пересчитать наличный взнос, прежде чем передавать его Шей.

Кевин выпрямился в кресле и громко вздохнул.

– И выяснилось, что деньги пропадают.

Я сам ощутил тяжесть бремени, которое собирался взвалить на него.

– Двадцать пять долларов в первую неделю и сотня во вторую.

Сцепив пальцы, Кевин оперся на них подбородком и нахмурился.

– И она желает хранить молчание, даже зная, чем это может обернуться для нее и для тебя?

Я боялся, что Шей не вполне представляет себе последствия своих действий. Если церковь решит, что она виновна, ее ни за что не примут в качестве моей жены. Даже если когда-нибудь в будущем мы поженимся, сплетни и сомнения останутся. Сомнения в ней. И в нас.

– Шей отказывается мне что-либо говорить. Она дала слово и настаивает на том, что человек, взявший деньги, желает лично все исправить. Она обещала дать виновнику этот шанс.