– Миледи, – сказал король Генрих с легкой улыбкой, – я проявил к вам снисхождение, потому что одна из вас, возможно, спасла мне жизнь, но мое терпение на пределе.

– Я понимаю, ваше величество, – произнесла Мэллори с вызовом. – Я также понимаю, что…

– Молчи, Мэллори! – прошипел Саксон и сердито посмотрел на нее. Она закрыла рот, но он не успокоился. Любая другая женщина, даже дамы при дворе королевы, которые считали, что превосходят мужчин, восприняли бы такой взгляд как предостережение замолчать.

Только не Мэллори.

– Отведите ее назад в палатку и удвойте охрану, – приказал король, повернувшись к своему столу, явно желая положить конец дискуссии. Усевшись на скамью позади стола, он холодно улыбнулся Мэллори. – Приведите ее ко мне на закате. Я закончу дневную работу, и у меня останется время, чтобы получить от нее необходимые сведения и покончить с аббатством Святого Иуды.

– Нет! – воскликнула Мэллори. Бросившись к нему, она упала на колени. – Ваше величество! Умоляю вас, не вините аббатство за мои ошибки! Я расскажу вам все, что знаю, если вы пощадите аббатство!

– Не твои ошибки, леди Мэллори, а королевы, на закате ты расскажешь мне все, что знаешь о них. – Король взял свиток пергамента и развернул его.

Когда Мэллори медленно поднялась на ноги, Саксон был потрясен. Ни слезинки не выкатилось из ее потухших глаз. Лицо ее словно застыло. Она выглядела так, словно все жизненные силы внезапно покинули ее. Проходя мимо Саксона, она даже не взглянула в его сторону. Просто продолжала идти. Саксону показалось, что она наткнется на стену, потому что она уклонилась в сторону, но стражник взял ее за руку и вывел из палатки.

Саксон хотел выйти следом, чтобы убедить ее поверить, что еще остается надежда сохранить ей жизнь и спасти ее любимое аббатство, но король не отпустил его.

Словно проникнув в его мысли, король поднял голову и сказал:

– У меня есть поручение для тебя, Фицджаст. – Он протянул ему пергамент, скрепленный королевской печатью. – Тебя считают сторонником королевы, поэтому если ты случайно встретишь кого-нибудь из тех, кто поддерживает ее и моих мятежных сыновей, то сумеешь убедить их, что ты один из них. Это обеспечит тебе беспрепятственный доступ туда, где король Людовик ждет моего ответа. – Он жестом подозвал Саксона. Вручив ему свиток пергамента, король холодно улыбнулся. – Отдашь это ему.

– Служить вам для меня дело чести, ваше величество! – сказал Саксон, засовывая свиток под тунику, рядом с пачкой писем.

– Туда путь короткий, поэтому ты обернешься за три дня.

– Три дня – пустяки, ваше величество. Могу я попросить вас о милости…

– Если ты просишь меня отложить допрос леди Мэллори, то напрасно. Ты сам видел. Она готова рассказать мне все, что я хочу знать.

– Но вы не сможете определить, лжет она или говорит правду. Я смогу разобраться в этом и сберечь много времени и, возможно, людей на вашем пути в Пуатье.

Король Генрих взглянул на него с ледяной улыбкой.

– Ты гораздо больше похож на отца, Фицджаст, чем я предполагал! Ну что ж. В таком случае я отложу допрос леди Мэллори до твоего возвращения.

Саксон склонил голову перед королем и вышел из палатки. Избегая встреч, он пошел на берег реки и уставился на струившиеся мимо него воды. Раньше он поверил бы королю безоговорочно, но это было до того, как он убедился, что в жизни все складывается не так просто и гладко, как в тех балладах, которые он распевал при дворе королевы. Если король Генрих сочтет уместным допросить Мэллори и казнить ее еще до того, как Саксон доберется до короля Людовика, он сделает это без колебаний.

Саксон прислушался к шуму реки, бурлившей над камнями и плавно скользившей под деревьями. Каждое движение рождало музыку. С проклятием он снял с плеча лютню. О какой музыке может идти речь, если Мэллори уйдет из его жизни? Нужно выбросить лютню в реку!

Саксон положил лютню рядом с собой. Нельзя допускать мысли, что смертный приговор Мэллори неизбежен! Ничто нельзя считать неотвратимым! Должен же существовать какой-то способ спасти жизнь Мэллори! Он снова закинул лютню на плечо. Вытащив свиток пергамента. Саксон задумчиво похлопал им по ладони.

Как, Мэллори говорила, зовут оруженосца ее отца? Деннис? Доналд? Нет, Дюран! Парню хочется стать героем? Саксон готов предоставить ему шанс, и, он надеется, Мэллори тоже.

Мэллори поморщилась, натягивая оторванный рукав платья на плечо. Ей хотелось заняться тем, что она прятала в удлиненной части другого рукава, но один из стражников мог снова войти и случайно увидеть, что она делает. Девушка сомневалась, что кто-либо из них попытается тайком пробраться к ней и изнасиловать, во всяком случае, не сейчас, когда она всего один раз встретилась с их властелином.

Девушка пошевелила пальцами ног. Она опасалась, что сломала один из них о твердую голову этой тупой скотины. Он решил, что она не прочь поразвлечься с ним, чтобы скоротать время до того момента, как король пришлет за ней. Мэллори помогла ему изменить мнение сильным ударом ноги в голову. Когда он лежал без сознания, она забрала у него свой кинжал, который он у нее отнял.

Он вышел, пошатываясь, и хвастал перед приятелями, что она измотала его и теперь он едва держится на ногах. Мэллори не знала, каким образом ему удалось убедить остальных стражников не заходить в палатку. Какую бы ложь он ни сочинил, это было ей на руку, потому что ни один из них так и не побеспокоил ее. По их радостным голосам она догадалась, что они услаждались вином, которое украли из палатки какого-то вновь прибывшего рыцаря. Они смеялись, мол, рыцарь должен им за пари, которое заключил с ними и проиграл.

Мэллори видела, как удлиняются тени, по мере того как солнце спускается к западному морю. Пытаться бежать, пока светло, было бы глупо. Ей не удалось ускользнуть перед рассветом, а теперь палатку сторожили четверо стражников.

Подвинув ноги, она тут же отдернула их, уколовшись об одну из стрел в спрятанном колчане. Лук у нее отобрали, но не стали обыскивать, чтобы найти колчан, поверив ее заверениям, что у нее нет больше стрел. Слава Богу, что эти мужчины видели в ней всего лишь глупую женщину, неспособную додуматься взять с собой больше чем одну стрелу.

А может, они и правы. Будь она поумнее, не позволила бы своей злости на Саксона выплеснуться наружу. Уже столько лет она прятала глубоко внутри свой гнев на отца. Почему же не сумела сдержаться еще один раз?

Ответ был прост – она не смогла сдержаться, потому что открыла свое сердце Саксону, позволила себе полюбить его. Раньше она думала, что всякая способность любить умерла в ее груди вместе со смертью матери. Дав волю этой любви, она приоткрыла крышку ящика Пандоры, полного темных страстей, подобного закрытому горшку кипящей воды. И через эту крошечную щель все выплеснулось наружу.

Теперь она обрекла на гибель аббатство Святого Иуды. Всякий раз, закрывая глаза, она представляла себе, как эти грубые, невежественные мужчины врываются в его мирные сады и крадут все ценное, включая и невинность сестер, которые верили, что упорным трудом и высоким духом они служат аббатству и королеве. И вот все это неминуемо должно рухнуть!