— Что тебе нужно, смертная?

— Я от имени Ашерона.

Глаза Артемиды зажглись злобой.

— Я никого не знаю с таким именем.

Она стала исчезать.

— Нет, пожалуйста… Это не его вина. Он никому ничего не говорил. Это сделала я.

Артемида снова приняла свою форму, когда эти слова разрезали ее плоть. Она уставилась на изящную белокурую красавицу, которая носила под сердцем ребенка ее брата.

— Что?

Рисса сделала шаг вперед, ее глаза блестели от слез.

— Ашерон никогда ни словом никому не обмолвился о вас, даже мне. Я увидела укус на его шее и решила, что он принадлежит вам. Пожалуйста, если я была не права, простите меня. Если я все-таки права, я не хочу, чтобы вы держали на него зло за то, чего он не делал.

Артемида уставилась на ее раздувшийся живот.

— Ты должна радоваться, что носишь ребенка моего брата. Лишь по этой причине ты все еще жива. Если еще хоть раз ты посмеешь связать мое имя с Ашероном, то клянусь рекой Стикс, что прибью тебя к стене моего храма.

Артемида испарилась, но остановилась на полпути к Олимпу. По правде говоря, ее сердце пело от того факта, что Ашерон не предавал ее. Ее Ашерон был всегда верен ей. С легкостью, она пошла, навестить его… Обнаженный он лежал на полу своей комнаты перед кроватью. Она нахмурилась от вида его лысой головы и диких ран, которые все еще покрывали его тело. Но что оказалось для нее самым болезненным, так это ее собственный символ, который все еще кровоточил у него на затылке.

— Ашерон?

Он открыл глаза, но ничего не ответил. Она подошла, чтобы исцелить его. Но прежде чем Артемида смогла дотронуться, он схватил ее за запястье. Его хватка удивила ее. Она и подумать не могла, что у Ашерона могло быть столько силы в его теперешнем состоянии.

— Мне ничего от тебя не нужно.

— Но я думала, что ты предал меня.

— Я не нарушаю данного мной слова, Артемида. Никогда.

— Откуда мне было знать?

Ашерон горько рассмеялся.

— Что? Ты думала, что несколько плетей сломают меня? Ты богиня. Конечно, откуда же тебе знать такие мелочи.

— Ты даже представить себе не можешь, как тяжело быть богом. Хныкающие голоса, которые всегда требуют помощи, даже в самых мелких вещах. «Я хочу новую пару туфель, мне нужно, чтобы уродилось много зерна ко времени сбора урожая» и, в конце концов, ты учишься отключаться от этого.

— Это для тебя они мелкие и ничего не значащие, а для некоторых людей нечто такое безобидное, как минута покоя, может изменить целую жизнь. Одна улыбка. Один маленький жест доброты. Вот все, что нам нужно.

— Ну что ж, я здесь перед тобой со своей добротой.

Ашерон ухмыльнулся.

— Я устал быть твоей зверюшкой. У меня ничего не осталось внутри, что я мог бы тебе еще дать.

Его злоба разожгла ее собственную.

— Ты всего лишь человек. И ты не смеешь мне указывать.

Ашерон вздохнул. Артемида была права. Кто он такой, никчемный червь, чтобы так с ней разговаривать? К тому же, он не был сейчас в том состоянии, чтобы с кем-то спорить.

— Прости меня, акра. Я забыл свое место.

Она улыбнулась и провела рукой по его лысине.

— Вот тот Ашерон, которого я знаю.

Нет, она ошибалась. Перед ней был Ашерон, которого продавали и покупали. Пустая оболочка, предназначение которой лишь удивлять и изумлять окружающих. А внутри ни единого намека на какие-нибудь чувства и эмоции. Как жаль, что его сердце значило так мало для людей, что Артемида даже не смогла понять, что его и вовсе уже нет. Отпустив ее руку, Ашерон спокойно лежал, пока она исцеляла его. Впервые он стерпел эту боль. Когда все закончилось, Артемида отсела и взглянула на дело своих рук, а затем скорчила рожицу.

— О, надо избавиться от этой лысины. Мне так нравятся твои волосы.

В мгновения ока у него отросли новые прекрасные волосы, но Ашерон даже не думал шевелиться. Насупившись, Артемида сложила свои руки на груди.

— В конце концов, не хочешь ли ты поблагодарить меня за исцеление?

Учитывая, что именно из-за нее Ашерона так сильно избили, даже самая малюсенькая мысль о том, чтобы поблагодарить ее, становилась у него поперек горла. Однако он давно привык к таким вещам, как это.

— Спасибо, акра.

Как ребенок, не подозревающий о том, что сломала свою любимую игрушку, она улыбнулась с удовлетворением.

— Нам стоит сегодня поохотиться.

Ашерон ничего не сказал, когда она перенесла их в свой личный лес и переодела его в красное, как будто он был куклой, а не человеком из плоти и крови. Ее лицо сияло, когда она вручила ему лук и колчан. Ашерон закинул колчан себе за спину без слов и последовал за ней в ту сторону, куда направилась Артемида в поисках оленя. Она трещала без умолку ни о чем, в то время как Ашерон отвечал только, когда она о чем-то спрашивала его. Ашерон пытался на пределе своих возможностей ничего не чувствовать.

— Ты сегодня ужасно тихий, — сказала Артемида, поняв, что Ашерон не принимает участия в их разговоре.

— Прости меня, акра. Чтобы ты хотела от меня услышать?

— Все, что у тебя в голове.

— Но у меня там ничего нет.

Она стала раздражаться.

— Ничего? Что у тебя совсем нет никаких мыслей?

Он покачал головой.

— Как такое может быть?

Насупившись, Артемида выставила свою нижнюю губку.

— Ты пытаешься меня наказать, ведь так?

Ашерон убрал все эмоции из своего голоса, особенно злость, которую она вызывала у него.

— Я бы никогда не посмел подумать о том, чтобы наказать тебя, богиня. Это не мое место.

Она схватила его за волосы, заставив Ашерона сморщиться и встретиться с ней взглядом.

— Да что с тобой такое?

Ашерон глубоко вздохнул, подготавливая себя к тому, что за этим последует. Одну вещь он хорошо усвоил, пока жил со своим дядей: похоть сильнее злости. Артемида может избить его позже, но если Ашерон хорошенько ублажит ее, то наказание будет не таким свирепым. Подойдя ближе, он поцеловал ее. Удостоверившись, что она ослабила хватку его волос и начала таять в его руках. Странно, но сейчас Ашерон чувствовал себя еще более продажным, чем раньше, и не мог найти этому объяснений. Возможно, потому что он не торговался своим телом с тем, кому уже отдал свое сердце. И снова ему приходится использовать свои способности, чтобы ослабить ее гнев… впрочем, как и всегда. Противный самому себе, он предложил ей свою шею и стал последним трусом, когда она не отказалась от этого. Но, что еще он мог сделать? Уж лучше быть оттраханным, чем избитым. Хотя по правде, Ашерон больше не был уверен, что для него было больнее. Одно оставляет шрамы у него на теле, а другое — полосует его душу.