Кроме этого, там же лежали честно заработанные летным трудом двадцать четыре тысячи новых, только недавно обмененных и выпущенных в свет рублей. Вместе с деньгами, завернутыми в старые теплые байковые «офицерские» кальсоны, лежал и пистолет «вальтер» калибра семь шестьдесят пять. И цинковая коробка с патронами. Ровно тысяча штук.

Пистолет и патроны подарил Мике его заполярный командир полка Герой Советского Союза Вась-Вась Шмаков в день расставания после приказа о расформировании полка.

Так что Мика прибыл в Ленинград человеком не бедным и мог по тем временам позволить себе многое. Недельку после оформления всех гражданских документов и получения квартиры он покуролесил с разными поблядушками из знаменитого «Сада отдыха» на Невском, в ансамбле Аничкиного дворца, почти напротив Елисеевского магазина.

Там под недреманным оком всевидящих и опытных «мамок» по дорожкам прогуливались юные проституточки, уготованные для пожилых, упиханных деньгами «цеховиков», каждый из которых нес на себе печать неистребимой провинциальной восточноеврейской фанаберии «богатого человека»…

Но Мика «снимал» и уводил из-под носа любого самого «упакованного» завсегдатая «Сада отдыха» самых красивых девчонок, и те задаром мчались в маленькую Микину квартирку, как писал О'Генри, «впереди собственного визга».

Однако как только Мике в Ленинградском ГВФ дали от ворот поворот, Мика понял — нужно учиться. Учиться и, наверное, работать тоже.

Но для того чтобы куда-нибудь поступить учиться, необходимо было иметь документ о законченном среднем образовании. А так как Мика никогда в жизни не учился даже в восьмом классе средней школы, то проблему своего образования он решил весьма примитивным и доступным способом.

Он смотался на Обводный канал, где тогда бушевала гигантская барахолка, и за пятьсот новых послереформенных рублей купил там себе чистенький аттестат зрелости — документ об окончании десяти классов. Аттестат — с ясной и четкой печатью и даже с чьей-то подписью. Оставалось только вписать дату выдачи аттестата, свою фамилию и свое имя, а потом против уже напечатанных предметов проставить самому себе оценки, которые тебе бог на душу положит…

Мика рассчитал, когда бы это он мог закончить в Алма-Ате школу. Выходило, как раз тогда, когда он заканчивал совсем другое учебное заведение — горноальпийское диверсионное, где тригонометрией и не пахло!

К аттестату Мика прикупил себе на барахолке (опять-таки за пятьсот рублей!) совершенно новый, украденный из магазина, прекрасный пиджак в клеточку. Уж так Мике понравилась эта клеточка!..

Ну а с аттестатом затея была практически беспроигрышная. Демобилизованных из армии, а тем более спортсменов, принимали в то время в любое высшее учебное заведение без вступительных экзаменов.

Опытные демобилизованные пареньки, с которыми Мика трепался и в военкомате, и в милиции, утверждали, что главное — продержаться только первый курс. Два семестра.

А потом уже никогда не вышибут! Им, говорили знающие ребята, это просто невыгодно и опасно по партийной линии. Дескать, не смогли помочь товарищу, который за вас кровь проливал!.. Да и комсомол никогда не позволит вышибить демобилизованного!

Вот с комсомолом Мика решил завязать раз и навсегда. Учетная карточка еще в Кап-Яре была выдана ему на руки в наглухо запечатанном конверте, и в месте склейки конверт был пять раз проштемпелеван. Четыре печати по углам и одна в самой середине…

Почему, выдавая комсомольцу Полякову его собственную учетную карточку, нужно было ее запечатывать, как совершенно секретный документ, Мика так и не понял. А посему спокойненько, не вскрывая конверта, разорвал его на мелкие кусочки вместе с учетной карточкой и мстительно спустил все обрывки в уборную, одним махом став «беспартийным» и лишив себя возможности посетить райком комсомола. Легенда родилась с поразительной легкостью: «Комсомол я перерос и выбыл по возрасту, а для партии, виноват-с, не созрел…»

Но комсомольский билет, выданный в алма-атинском следственном изоляторе, с фотографией из уголовного дела Мика сохранил как реликвию. Как памятник государственной фальши и беспредельного цинизма.

Деньги Мика спрятал в старое «вольтеровское» папино кресло, а пистолет и коробку с патронами — в самый низ платяного шкафа.

Правда, на третий или на четвертый день Микиных гулянок с девочками из «Сада отдыха», часов в шесть утра, в Микиной квартире раздался звонок у входной двери. Один, другой, третий…

Мика, вымотанный активно-половой ночью, еле продрал глаза. В одних трусах пошел открывать дверь.

На пороге стояли двое. Оба предъявили свои милицейские удостоверения, а один из них сказал:

— Гражданин Поляков?

— Да…

— Документы.

— Проходите, чего на лестнице стоять…

Проверили документы, по-свойски перешли на ты. Один недавно был выгнан из армии тем же приказом, что и Мика.

— Ты оружие-то сдай, Поляков. На хрен оно тебе сдалось?

— Нет у меня никакого оружия, ребята. Свой табельный «тэтэшник» я при увольнении сдал, а больше…

— Не верти вола за хвост, — сказал один. — А то мы не знаем? Меньше в «Сад отдыха», в этот бордель, шляйся, тогда столько врать не придется. Завтра сам принесешь в двадцать восьмое отделение — угол Ракова и Садовой. В комнату номер семь. Сдашь мне прямо в руки, а я все официально оформлю. Не принесешь — возьмем санкцию на обыск и загремишь за незаконное хранение. Понял? Привет. И учти, у меня обед с тринадцати до четырнадцати. Ясно? Будь!..

Мика закрыл за ними дверь, разбудил юную хорошенькую блондиночку, дрыхнувшую в его постели, и спросил:

— Тебя как зовут?

— Киса…

— Ты зачем в милицию стучишь?

— Я не стучу… Я им раза два «динаму крутанула», так они меня за это втроем «на хор» пропустили и выгнали. А стучит им Луизка-Кролик, которая у тебя позавчера ночевала…

— Ладно, — сказал Мика. — Вот тебе пара червончиков, одевайся и мотай отсюда. Только быстро!

Киса моментально оделась, подмазалась, хорошенькая — ну просто спасу нет! Чего на ней злость срывать?… Тем более вон и «естество» себя оказывает…

— А ну-ка, коленно-локтевое положение принять! — скомандовал Мика.

Киса поняла, что ее простили за эту сучку Луизку-Кролика, которая мало того, что ментам на Мишку стукнула, но и всему «Саду отдыха» растрепалась, что видела у Мишки-летчика пистолет. На радостях Киса тут же, не раздеваясь, задрала юбчонку и встала в ту позу, которую требовала зычная команда кадрового офицера.

С замечательным утренним наслаждением Мика самозабвенно справил свое мужское дело, принял душ и, вытираясь, вышел в кухню.

Киса, уже в шляпке-«менингитке», осторожно слизывала кремовую розочку с недоеденного вчера тортика из Елисеевского.

— Мишенька… Можно я этот тортик с собой заберу?