– Жив, князь-батюшка, жив будет Псков! Спасибо тебе, князь, что стену нам построил! Храни тебя Господь, удатый князь!

Воевода Гаврила подошёл к Довмонту и зашептал на ухо:

– Бояре собрались. Пойдём в покои, князь, а то, не ровён час, застудишься. Тебе сейчас нельзя подолгу на улице быть.

Довмонт, превозмогая боль, поднял руку и помахал народу:

– Спасибо за службу, отважные псковичи!

Довмонт крикнул что было сил, но услышали его далеко не все. Князь повернулся и пошёл в палаты.

Бояре и воевода Гаврила уже собрались и сидели за столом. Довмонт вошёл и сразу сел. Князю было очень плохо, и его мутило. Казалось, ещё секунда, и он вовсе потеряет сознание, но Довмонт изо всех сил постарался сделать так, чтобы бояре не поняли, насколько ему плохо.

– С помощью Господа нашего Иисуса Христа я преодолел посланное мне испытание. Сказывайте, как округу восстанавливаете?

– А что говорить, князь, – начал боярин Константин Радимирович, – округа как была в пепелищах, так и осталась. Весны ждём. Перед приходом ливонцев мы перегнали скот на дальние пастбища. Там он и стоит. В зиму ведь не погонишь назад. Изборск сгорел, а без него путь до Пскова открытый. Надо крепость будет восстанавливать. Средства мы собираем, но сам понимаешь, князь, много убытков понесли от войны.

Константин Радимирович нравился князю, несмотря на некую скупость. Боярин Константин, подобно простым псковичам, сам вышел на стены Пскова и бился, не жалея себя. Под Раковор Константин не ходил, но после храбрости, которую он проявил на стенах города, в народе его зауважали.

– Добро, бояре. А простой народ как? Не имеет ли нужды?

– Нужду, князь, – отвечал Константин Радимирович, – народ имеет всегда. Но такой, чтобы к бунту или чему ещё нехорошему привела, – нет.

– Спасибо, бояре, за службу. Завтра снова собираемся и будем думать, как народ от тех нужд, что имеет, избавить, хоть к бунту они и не приведут.

Довмонт встал и, подавив в себе желание закричать от боли, медленно пошёл в свои покои.

Великий князь Ярослав Ярославович ушёл с ратью в Бронницы. Великий князь, конечно, понимал, что подобный шантаж едва ли увеличит его престиж в городе Рюрика, но уступать боярам и вече, которым они крутили, как хотели, не собирался.

Как великий князь и думал, вести о том, что он покинул Новгород, простой люд воспринял с небывалым страхом. Слухи, которые по его указанию распространялись по всему городу, заставляли простых обывателей готовиться к крупной войне, которую они едва ли смогут выиграть без его полков.

Уже на следующий день к терему, где расположился князь, прибыли архиепископ Далмат и посадник Павша Ананьевич с множеством бояр. Был среди них и сын покойного посадника Семён Михайлович, который приходился двоюродным братом княгине Ксении.

Посланников Новгорода ввели в палаты князя и усадили за стол. Великий князь вышел к ним и сел, приглашая всех приступить к трапезе.

Архиепископ Далмат встал из-за стола и обратился к великому князю:

– Ярослав! Я знаю тебя давно. Я прошу тебя вернуться с ратью в Новгород. Не гневайся на народ твой.

– Я, владыка, и не гневаюсь. Просто вижу, что новгородцы не хотят ни в чем меня слушаться, а хотят только свою волю вершить. Пусть вершат, если хотят, князь им, может, и не нужен. Чиновников они назначают сами и каких захотят, место тысяцкого тоже на торгу продавать хотят, а мне надо, чтобы тысяцкий в случае чего людей в бой повёл и, если потребуется, жизнь отдал за Русь.

– Так назначь тысяцкого, великий князь. Хотим только, чтобы ты выбрал его из новгородцев, а не из владимирцев.

– Я, владыка, своего человека потому к вам отпускаю, что верю в его храбрость. Он будет жить в Новгороде, а не во Владимире.

– Великий князь, возвращайся обратно в Городище и правь нами! Вину нашу прости и тысяцкого выбери сам из кого хочешь, но не бросай нас в эти минуты! Ибо страшен Новгороду не внешний враг, а внутренний. Сам знаешь, что стоит искре вспыхнуть – и погрязнет Новгород в кровопролитии.

– Я, владыка, зла на Новгород не держу, но если вернусь, то тысяцким, которого я назначил с ведома, между прочим, вече, останется Ратибор Михайлович. А наместника, в случае чего, я буду также иметь право назначить любого. А в наказание берег реки Волхов отныне будет моим, пока я здесь княжу.

Задумались посадник и бояре новгородские. Конечно, в случае, если они вернутся обратно в Новгород без великого князя, то простой люд запросто может и жизни их лишить, а с другой стороны, отдать берег реки Волхов – цена немалая.

– Великий князь, – начал Семён Михайлович, – давай сделаем так. Треть земель будут твоими. Если мы передадим тебе их все, то многие люди, что кормятся от этих земель, разорятся и понесут убытки.

– Половина, бояре, и не меньше.

– Хорошо, великий князь. Возвращайся обратно в Новгород, только чиновников не меняй. В твоей власти останется назначение тысяцкого и наместника.

Великий князь и бояре составили соответствующую грамоту, которую Ярослав скрепил своей печатью, а посадник Павша Ананьевич своей.

– Ждём тебя обратно, великий князь, – кланяясь, сказал посадник Павша Ананьевич.

– Тысяцкий мой будет готовить ваших воинов в поход. Я сам поведу вас на датчан и ливонцев, а не буду ждать их под стенами, подобно Довмонту. Юрий останется у вас наместником и будет править от моего имени, так как он мой племянник.

Бояре поклонились великому князю и вышли. Последнее очень не понравилось им. Юрка Паскуда, как прозвали его новгородцы, был не люб ни боярам, ни простым людям.

Бракосочетание Анны и Дмитрия состоялось, как и было запланировано. Все будто бы радовались, но ощущение натянутости просто царило в воздухе. Анна Мстиславовна в этот день вела себя неестественно именно потому, что не знала, как ей быть. В её отношениях с Дмитрием случился разлад. И теперь, после заключения брака, наладить их будет непросто.

Простой люд, когда молодые шли от церкви в палаты, особо не радовался. Скоморохи всё только и высмеивали её за бесплодие, а один, по всей видимости, умалишённый старик и вовсе встал на дороге перед князем и княгиней.

– Не пусшу! Не пусшу тебя, бесплодная и постыдная девка, в палаты князя нашего! Я с отцом его, великим князем Александром, в Невской битве участвовал! Не пусшу! Иди обратно в Луцк! Дед твой латинскую веру принял, и ты нас заставишь принять их веру.

– Уйди с дороги, пёс, – не выдержала Анна. – Уйди, пёс! Не тебе, презренный, моего деда осуждать. Плеть! Дайте мне плеть!

Княгиня, взяв в руки плеть, двинулась на деда. Все замерли и смотрели на неё.