Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пастернак не представлял себе общей суммы, которую принесли ему издания романа за границей.
22 января 1959 года Поликарпов с тревогой сообщал в ЦК «Прошу ознакомиться с прилагаемым текстом письма Пастернака в Управление авторских прав. Заключительная фраза письма означает, что если Пастернаку не будут выплачивать деньги и предоставлять работу, он уполномочит названных в письме буржуазных писателей получать причитающиеся ему деньги за границей, а сам будет получать деньги, причитающиеся этим авторам за их книги, изданные в нашей стране».
В письме, датированном 11 января, Пастернак интересовался, «отчего задерживаются и не производятся два платежа.
1) По тбилисскому издательству «Заря Востока», за выпущенную ими весною книгу «Стихи о Грузии и грузинские поэты», а также за участие в отдельных переводных изданиях Чиковани, Леонидзе и др. в общей сложности задолженность более 21 тысячи (без удержания налога), как явствует из октябрьского письма Г.В. Бебутова, главного редактора издательства, которое прилагаю в виде справки. Часть этих денег, в размере пяти тысяч, я просил перевести по почте О. В. Ивинской, остальное - мне на мою сберкнижку.
2) По Гослитиздату, согласно договору № 10876 от 17/Х-58 г. Означенная в договоре работа (стихотворный перевод драмы Словацкого) выполнена и сдана около полутора месяцев тому назад.
Вместе с тем остается в силе моя третья просьба, обращенная к Вам в устной форме, выяснить, будут ли действительно давать мне работы и их оплачивать в виде нужного мне заработка, как о том все время делаются официальные заявления, пока не соответствующие истине, потому что в противном случае мне придется искать иного способа поддерживать существование, один из которых (путем обмена доверенностями с Хемингуэем, Лакснессом, Ремарком, Мориаком и другими) я Вам назвал».
Также пытаясь получить средства к существованию - выплата каких-либо советских гонораров Б. Л. Пастернаку была прекращена, а гонорары за «Доктора Живаго» он получить не мог, - Пастернак решил обратиться с письмом к Н. С. Хрущеву. Было ли письмо отправлено - неизвестно. В архиве Пастернака сохранился черновик, датированный 26 января 1959 года:
«Глубокоуважаемый Никита Сергеевич!
Простите, что в дни, когда Вы должны быть поглощены работами вдохновляемого Вами Съезда, имеющего такое значение для будущего всего мира, я занимаю Вас своими скромными нуждами.
Я не предполагал, что мне снова придется беспокоить Вас. В моем письме к Вам, помещенном в печати, я обращался к Вашей широте и милосердию и Вашему великодушию приписываю, что остались целы я сам и мой дом.
Но нападки на меня продолжаются и приобрели мелкий и мстительный характер. Я не знаю, насколько они вообще справедливы. Суд вынесен о книге, которой никто не знает. Ее содержание искажено односторонними выдержками. Искажена ее судьба. Появлению ее на Западе предшествовали полуторагодовые договорные отношения с Гослитиздатом на ее цензурованное издание. Но мне не хочется препираться по этому поводу. Раз это не разобрано, то значит, такой разбор нежелателен. Кроме того, такие пререкания привели бы к новым искажениям.
В дни потрясений, когда я обращался к Вам за защитой, я понимал, что должен чем-то поплатиться, что в возмездие за совершившееся я должен понести какой-то ощутимый, заслуженный ущерб. Я мысленно расстался со своей самостоятельной деятельностью, я примирился с сознанием, что ничего из написанного мною самим никогда больше не будет переиздано и останется неизвестным молодежи. Это для писателя большая жертва. Я пошел на нее.
Но благодаря знанию языков я не только писатель, но еще и переводчик. Я не думал, что и эта полуремесленная деятельность, ничего общего не имеющая с кругом личных воззрений и служащая мне средством заработка, будет мне закрыта. Надо попросту желать мне зла, чтобы лишать меня и этой безобидной, безвредной работы.
Не хочу утомлять Вас ни перечнем сделанного мною в этой области (я перевел семь трагедий Шекспира, «Фауста» Гёте и много, много другого), ни перечислением тех крайностей, до которых доходят в редакциях и издательствах, нарушая договоры, рассыпая готовые наборы и заменяя мои труды другими работами, чтобы изгладить всякий след моего существования даже в далеком прошлом. Достаточно одного вашего недвусмысленного распоряжения, если Вы пожелаете это сделать, чтобы Ваши исполнители сами восстановили все подробности, не отягощая ими Вашего внимания, и чтобы все изменилось.
По последствиям я догадаюсь о Вашем решении, они мне будут ответом.
Если же они не последуют, даю Вам честное слово, я без чувства личной горечи и обиды приму судьбу и расстанусь с лишними надеждами как с ненужным заблуждением».
«Я не хочу этого знать, - писал он Жаклин де Пруаяр 31 января 1959 года, - потому что и без того мое положение в обществе мифически нереально, как положение нераскаявшегося предателя, от которого ждут, что он признает свою вину и продаст свою честь, чего я никогда не сделаю».
Первым применением западных гонораров за издание «Доктора Живаго» стало распределение 120 тысяч долларов переводчикам романа на разные языки, сестрам, живущим в Англии, и нескольким друзьям, с которыми Пастернак поддерживал интенсивную переписку. Список денежных подарков был составлен в январе, Фельтринелли выполнил просьбу только к концу года.
К стихотворению «Нобелевская премия» 20 января были приписаны строки, в которых отразились тревожные обстоятельства середины января. В одном из писем того времени он писал, что чувствует себя, как если бы жил на Луне или в четвертом измерении. Всемирная слава и одновременно одиозность его имени на родине, безденежье, неуверенность в завтрашнем дне и сотни писем с просьбами о денежной помощи в счет тех средств, которыми он не мог пользоваться. Ко всему добавлялась настойчивость О. Ивинской, стремившейся к легализации их отношений, а он не мог и не хотел ничего менять в своем сложившемся укладе.
Причиной этого нажима Ольга Ивинская называет угрозы ее ареста, которым она постоянно подвергалась. В это время Пастернак придумывал варианты шифрованной телеграммы, которую он собирался послать Жаклин де Пруаяр, если арестуют Ивинскую.
Отречением от премии Пастернак стремился обеспечить себе неотречение от романа.
«В этом случае, - писал он 3 февраля 1959 года, - надо бить во все колокола, как если бы дело шло обо мне, потому что этот удар в действительности направлен против меня». Возможно, что причиной возобновившихся угроз была публикация из номера в номер с 12 по 26 января 1959 года «Автобиографического очерка» Пастернака в эмигрантской газете «Новое русское слово». Пастернак не был никоим образом причастен