Все эти медицинские размышления привели к тому, что генерал начал ощущать тупую ноющую боль в области желудка. “Язва, что ли, начинается? – с неудовольствием подумал он, продолжая упорно глазеть в окно, за которым под нудным дождиком стоически мокли голубые кремлевские ели. – Очень даже возможно. Давно пора. При такой работе можно только удивляться, что ее у меня до сих пор не было."

На столе у секретаря негромко загудел зуммер. Сидевший за столом молодой человек, который своим безупречным костюмом, гладкой, волосок к волоску, прической и бесстрастным выражением чисто выбритого, классически красивого лица напоминал Малахову сбежавший из дорогого бутика манекен, поднял трубку внутреннего телефона, несколько секунд молча послушал, так же молча опустил трубку на рычаги и негромко, очень вежливо сказал:

– Генерал-майор Малахов. Прошу вас.

Малахов встал, поправил галстук, узел которого почему-то опять уполз под левый уголок воротника, механическим жестом одернул полы пиджака и шагнул к высокой двустворчатой двери.

Молодой человек каким-то непостижимым образом оказался там раньше него и предупредительно распахнул перед генералом тяжелую правую створку. Малахов сделал над собой титаническое усилие и не поморщился, понимая, что протокол есть протокол и что высшая государственная власть, несомненно, должна всемерно поддерживать собственный авторитет, хотя это и приводит порой к определенным издержкам наподобие этого прилизанного подхалима со “стечкиным” за левым лацканом дорогого, сшитого на заказ пиджака.

Генерал мысленно одернул себя. В конце концов, молодой человек в приемной вовсе не был виноват в том, что у генерал-майора Малахова в последнее время было отвратительное настроение, усугублявшееся плохой погодой, болями в желудке и тем обстоятельством, что на входе в здание у него отобрали пистолет, который он по старой памяти продолжал повсюду таскать за собой в потертой, насквозь пропитавшейся его потом, потемневшей наплечной кобуре. Тренированный, специально выращенный, выхоленный, вышколенный, чуть ли не клонированный самец, сидевший там, где по обычной логике вещей должна была сидеть хорошенькая девчушка с наманикюренными пальчиками, был абсолютно непричастен к тому, что генерал-майор, входя в высокую двустворчатую дверь, немного побаивался выйти оттуда полковником, а то и вовсе майором.

Генерала приняли с привычной вежливостью и даже намеком на теплоту, которые он хорошо помнил еще по тем временам, когда хозяин этого кабинета заправлял делами на Лубянке. Но времена переменились, и переменились обстоятельства, так что Малахов, как-то вдруг устав идти по мягкой ковровой дорожке, скромно приземлился на пружинистое сиденье кресла где-то ближе к середине длинного, как скоростная автострада, Т-образного стола для заседаний.

– Поближе, Алексей Данилович, – просматривая одним глазом какие-то бумаги, пригласил хозяин. – Располагайтесь поудобнее, у меня к вам серьезный разговор.

Малахов встал и пересел поближе, сердито гадая, на каком, собственно, основании он ощущает себя приговоренным к расстрелу. “Мания преследования, – словно наяву услышал он голос жены. – Паранойя. Допрыгался, голубчик!"

Пока генерал занимался передислокацией, в кабинете бесшумно возник прилизанный молодой человек, нагруженный подносом с чайными причиндалами. “Когда он успел? – поразился Малахов. – Вот это дрессировочка!” Чаю ему не хотелось совершенно.

Окончательно разозлившись на себя, он сел свободнее, придвинул к себе наполненную молодым человеком чашку и начал бесцельно помешивать в ней тонкой серебряной ложечкой, ожидая начала разговора. Отданный самому себе категорический приказ не раскисать, как обычно, сработал безотказно, и генерал почти пришел в норму, с каждой секундой внутренне твердея, но тут ему некстати вспомнились огромные сухие глаза Ирины Быстрицкой, с которой он виделся дважды с тех пор, как Глеб получил задание и исчез, не то погибнув в сгоревшем самолете, не то, наоборот, выжив. Рука генерала предательски дрогнула, и ложечка тоненько звякнула о коллекционный фарфор.

– Мы с вами старые знакомые, Алексей Данилович, – сказал хозяин кабинета, задумчиво вдыхая поднимавшийся над чашкой ароматный пар, – поэтому я не стану ходить кругами и сразу перейду к основному вопросу. Как вы лично оцениваете шансы на то, что наше.., гм.., наше с вами общее дело завершится благополучно? Надеюсь, нет нужды объяснять, о каком именно деле я говорю.

– Да уж не о построении коммунизма, надо полагать, – неожиданно для себя самого съязвил Малахов, у которого и в мыслях не было язвить, препираться и вообще хамить человеку, недавно ставшему хозяином этого роскошного по любым меркам помещения. – Виноват, – поспешно добавил он.

Хозяин коротко улыбнулся и кивнул, давая понять, что он не в обиде. Улыбка вышла механической, не вполне живой, потому что устремленные на Малахова глубоко посаженные глаза не улыбались, предоставив дипломатию рту.

– Итак? – спросил он и пригубил чай.

– Шансы? – для разгону повторил Малахов. – Ну Я не вполне готов к подобному разговору. Дело в том, что все, что я могу сказать, относится скорее к области эмоций, в то время как факты указывают на то, что наш человек погиб. Его багаж был найден среди обломков, и вообще я не вижу причин, по которым он мог бы опоздать на тот самолет.

– Это мне известно. Ну а что там насчет ваших эмоций? Я, знаете ли, привык порой доверять эмоциям профессионалов больше, чем фактам. Голый факт – вещь зачастую однобокая, в то время как то, что принято называть интуицией, является результатом сложного синтеза, идущего в подсознании. За этим процессом ни одному компьютеру не угнаться.

Малахов пожал плечами, против воли чувствуя себя польщенным.

– Не верю, – сказал он. – Не верю, что Гле.., что этот человек мог так запросто дать себя убить. Так примитивно, так нелепо… Кстати, его жена тоже в это не верит.

– Вы что, контактируете с его женой? Вот уж чего от вас не ожидал… Непрофессионально это, Алексей Данилович, как вы полагаете?

Малахов развел руками.

– Так уж вышло. Поверьте, я избежал бы этого, если бы мог. И между прочим, его жене можно доверять. Она с ним рядом уже долго, прошла огонь и воду и знает его так, как не знает никто. Так вот, когда я ей сообщил о.., о том самолете, она прямо сказала, что это чепуха. Тем более что тело так и не нашли.

– Ну с телами там, насколько мне известно, вообще была проблема…

– Так точно. Это, как я уже говорил, одни эмоции. Но есть и кое-какие факты, с трудом поддающиеся объяснению, если считать, что наш человек не добрался до места.

– Вы имеете в виду того полковника… Логинова, да?

– Полковник Логинов, старший прапорщик Славин, двое рядовых-контрактников и один местный житель. Последние четверо непосредственно занимались подготовкой и отправкой “груза-200”. Рядом с телом Логинова нашли…

– Я ажио, что именно там нашли. Но с тех пор прошло уже довольно много времени. Может быть, с полковником расправились сами чеченцы? В сводке было много этого местного…