Ивановичу Покровскому, спасибо Юрию Михайловичу Захарову.

Хочется добавить, что Валентин Иванович Покровский, помимо того, что был талантливейший ученый, он был очень своеобразный и интересный человек, большой специалист и любитель в области крепких алкогольных напитков, при этом всегда знал меру и никогда не перебирал. Но достаточно часто можно было к нему зайти в кабинет и чувствовать от него вкусный запах свежего качественного алкоголя. Это придавало определенный шарм. Я помню, отмечалось 200 лет Российской академии медицинских наук. Достаточно помпезное действо в Колонном зале Дома Союзов в центре Москвы. Валентин Иванович выступает с очень интересной глубокой речью об истории академии, из которой я, допустим, для себя почерпнул много неизвестного ранее. Затем выходит министр Зурабов, поднимает стакан, нюхает и с улыбкой говорит: «Странно. После речи Валентина Ивановича (нужно сказать, что Валентин Иванович периодически подливал себе что-то из бутылки с прозрачной с жидкостью и выпивал) от бокала пахнет только минеральной водой». Это вызвало большой смех в зале. Вот эта причуда только добавляла нам уважения к Валентину Ивановичу как к живому нормальному человеку. Вообще нужно сказать, что Южно-Уральский научный центр и Юрий Михайлович Захаров дали путь в Академию наук мне, Илье Ильичу Долгушину, Арнольду Израилевичу Козелю и Владимиру Леонтьевичу Коваленко. Я очень рад, что в эти годы работал в этой компании, что мне довелось пообщаться, трудиться и доводится сейчас с этими блестящими учеными и замечательными людьми. Спасибо ЮУНЦу.

Интервью, статьи, заметки

«Рак излечим — уже лет двадцать, как минимум»

Андрей Важенин

«Южно-Уральская панорама», 2013 год

Пожалуй, ни одно другое слово не внушает сегодня такой панический ужас, как «онкология». Для большинства из нас это практически синоним приговора, смерти. Так ли страшен рак, как его нынче малюют? Можно ли его избежать и что делать, если вы подозреваете у себя наличие онкозаболевания? Эти и другие, не менее актуальные вопросы мы задали члену-коррекспонденту РАМН, профессору, доктору медицинских наук, главному онкологу Челябинской области Андрею Владимировичу Важенину.

— Андрей Владимирович, почему вы занялись этой, достаточно непростой, темой? Почему стали именно онкологом?

— Я считаю, что это произошло достаточно естественным путем. После того, как лет в пять я перехотел быть пожарным, меня стала интересовать медицина. Моя мама была онкологом. Плюс ко всему я окончил школу № 31, причем в достаточно хорошие ее годы, когда она еще не была «фабрикой мозгов для Запада» — несмотря на то, что наших ребят пачками отправляли за границу для участия во всевозможных конкурсах, олимпиадах… Тем не менее, поступали затем в наши ведущие вузы. Нам очень мощно преподавали физику, химию, математику. И для меня медицина, причем именно онкология, как ее еще называли, ядерная медицина, стала таким хорошим компромиссом, позволила объединить и мое желание стать врачом, и технические способности.

— В те годы ведь еще не было такой истерии вокруг рака?

— Истерии не было. По моему мнению, в те годы наше общество вообще было более зрелое, более образованное, потому не было таких иррациональных страхов, как сейчас. Было меньше мракобесия, было доверие к официальной науке, уважение и доверие к врачу — человеку, который имеет профессиональные знания, опыт. Не было бичевания медиков в прессе и по телевидению в кликушеских передачах. В целом было более здравое отношение к проблеме онкологии. Сейчас, как вы сами видите, у нас разгул мракобесия, образованность упала, а потому столько страха. Ведь чем меньше знаешь, тем больше боишься.

— А как сегодня изменилась ситуация с заболеваемостью, если говорить языком цифр?

— С начала 90-х заболеваемость выросла в полтора раза, но при этом смертность от рака за последние 20 лет сохраняется на стабильном уровне, число летальных исходов не увеличивается.

— То есть можно сказать, что в общем-то онкологические заболевания излечимы, что у нас лечат от рака, причем давно?

— Да. Излечивали и излечиваем. Но! В чем особенность нашей профессии? Когда у нас есть успех, когда люди у нас вылечиваются, об этом все молчат. И кроме докторов, самого пациента, его родных и близких никто об этом не знает. Не принято у нас в обществе об этом говорить. Вот если какая «звезда» из наркотической или алкогольной зависимости выйдет — тут да, тут трубят на всю страну. А если от рака вылечатся — как правило, помалкивают. И то, что помогли, вытащили из онкоклещей, вылечили — это тоже не озвучивается. Зато про наши неудачи знают все. Есть такое выражение: «У победы много родителей, только неудача — сирота». В случае нашей неудачи все наоборот: все знают, как надо было лечить, что надо было делать. И начинается бичевание врачей, то самое кликушество. И во всем этом растворяется простой факт: онкология сегодня излечивается. И излечивается не знахарями, не магами, не экстрасенсами, а врачами. И вам скажу, что это не самая безысходная болезнь, есть более страшные.

— А как же все эти разговоры о том, что рак сегодня молодеет?..

— Это легенды. Есть статистика, наглядно доказывающая, что частота заболеваемости растет с годами, то есть в большей степени это была и есть болезнь пожилых. Но поскольку растет общее количество онкобольных, то, соответственно, растет и количество молодых заболевших. К тому же, когда заболевает человек 25–30 лет, обществом это воспринимается более трагично, более эмоционально, чем болезнь 70-летнего. Плюс ко всему, сейчас есть тенденция к постарению населения, и это одна из причин, которая обуславливает рост заболеваемости. Но надо сказать, что здесь мы, к счастью, отстаем от Западной Европы, от США и Японии, там заболеваемость раком выше, причем намного. В том числе и потому, что там больше пожилых людей, стариков.

— Значит, то, что за рубежом меньше болеют — очередной миф?

— Там больше болеют. Меньше болеют в слаборазвитых странах — там, во-первых, и народ более молодой, а во-вторых, болеют и погибают от других причин: инфекции, травмы, войны…

— Можно сказать, там просто не успевают заболеть раком?

— Знаете, есть такой афоризм одного старого французского онколога: «Каждый человек, с точки зрения биологии, должен умереть от своего рака, но не каждый до него доживает». Вообще, диабет, рак, атеросклероз с позиции дарвиновской теории эволюции абсолютно необъяснимы. Онкоген, ген диабета, атеросклеротические нарушения прописаны в геноме человека. И с точки зрения естественного отбора, когда выживает сильнейший, они вообще не должны передаваться и закрепляться из поколения в поколение! Получается, что это некий механизм, который включается тогда, когда живое существо преодолевает все другие смертельно опасные коллизии. При условии, что это живое