быстрому росту цен на углеводороды и серьезным экономическим реформам ситуация в экономике улучшилась. К лету 2005 г., в начале второго срока Путина, ВВП рос в среднем на 7 % в год. Безработица сократилась почти вдвое. Экономический прогресс способствовал росту популярности Путина и дал ему возможность сформировать образ политика, умеющего навести порядок в стране. Он приручил олигархов, заключив с ними негласное соглашение: они не вмешиваются в его дела, а он – в их бизнес. Если же они вмешаются в политику, он залезет в их карманы. В 2003 г. Путин дал им наглядный урок, расправившись с миллиардером Михаилом Ходорковским. Он отобрал у него нефтегазовую компанию ЮКОС, а самого его посадил в тюрьму. Другие противники – например, его бывший покровитель Борис Березовский – подвергались преследованию даже после того, как покинули страну.

Одержимость Путина порядком и контролем, как и страстное желание восстановить мощь российского государства, были совершенно очевидны и пользовались большой популярностью в стране. Его программа была проста: восстановление государства и государственного контроля над политикой, СМИ и гражданским обществом; возобновление контроля над природными ресурсами для обеспечения экономического роста; изменение внешнеполитического курса после почти двух десятилетий стратегического упадка; восстановление возможностей России претендовать на роль великой державы и право отстаивать свои интересы в регионе. Как я подчеркивал в телеграмме госсекретарю Райс в самом начале срока моего пребывания в России в качестве посла США, «чувствуя себя некомфортно в условиях политической конкуренции и открытости, [Путин] никогда не был поборником демократии»[91].

Что касается отношений с США, то Путин выказывал нашей стране большое недоверие, хотя в начале пребывания на посту президента пробовал развивать сотрудничество с президентом Джорджем Бушем – младшим в формах, отвечающих, по его мнению, интересам России. Он был первым зарубежным лидером, который позвонил в Вашингтон после теракта 11 сентября 2001 г., увидев возможность для России стать союзником США в глобальной войне с терроризмом. Он полагал, что эта война позволит его стране действовать на более выгодных условиях, чем в рамках концепции «нового мирового порядка», определяющего американскую внешнюю политику после окончания холодной войны. Условия негласного соглашения, которое Путин хотел заключить с США, включали выступление единым фронтом против терроризма, в котором Россия действовала бы на стороне Америки в борьбе против «Аль-Каиды» и «Талибана» в Афганистане, а Вашингтон, в свою очередь, поддержал бы жесткую тактику Москвы в отношении чеченских боевиков. Кроме того, Соединенные Штаты, по мнению Путина, могли бы обеспечить России исключительное влияние на пространстве бывшего Советского Союза, не продвигая НАТО за пределы стран Балтии и не вмешиваясь во внутреннюю политику России. Вскоре российский президент продемонстрировал, что способен выполнить свою часть предполагаемой сделки. Несмотря на серьезные опасения российских военных и представителей служб безопасности, он облегчил американским войскам доступ и транзит в Афганистан через среднеазиатские государства.

Однако Путин быстро понял, что такого рода сделка никогда не планировалась США. Он совершенно неправильно оценил наши намерения и политику. У Вашингтона не было никакого желания – и никакой причины – предлагать что-то России в обмен на ее участие в борьбе против «Аль-Каиды». Мы не видели необходимости покупать российское молчаливое согласие на то, в чем она и сама была заинтересована, и, разумеется, не собирались жертвовать долговременными, поддерживаемыми обеими партиями приоритетами и партнерством с Европой, чтобы завоевать расположение Путина. Ошибся он и в оценке политики США, считая наши противоречивые действия частью хорошо спланированного вероломного заговора, нацеленного на подрыв его влияния, а не результатом раскола в администрации, поглощенной поисками ответа на теракт 11 сентября, совершенно безразличной к расчетам Путина и в целом не намеренной уступать ему или обращать серьезное внимание на державу, ослабленную в стратегическом отношении.

Путин переоценивал нас, подозревая в плетении тщательно спланированного заговора против российских интересов. Поворотным моментом для него стал захват террористами школы в Беслане в сентябре 2004 г. Весь мир в прямом эфире наблюдал за расправой над более чем тремя сотнями учителей, других школьных работников и учащихся. Путин счел ответ Джорджа Буша – младшего, который предостерегал его от слишком резкой реакции и заигрывания с «умеренными» чеченскими силами, чтобы попытаться снять напряженность, самым настоящим предательством. «Оранжевая революция» в Украине в том же году, как и предшествующая ей «революция роз» в Грузии, убедили Путина в том, что американцы не только подрывают интересы России в сфере ее влияния, но могут в конечном счете организовать такую же цветную революцию и в его стране. Эти подозрения накладывались на возмущение войной в Ираке, ставшей символом стремления Америки к односторонним действиям в однополярном мире, и инаугурационной речью при вступлении в должность на второй срок президента Джорджа Буша – младшего, в которой он чересчур много говорил о свободе. Эта речь убедила Путина в том, что Россия занимает одно из первых мест в списке приоритетов, стоящих на повестке дня новой администрации. Продвижение демократии, с его точки зрения, было троянским конем, предназначенным для защиты американских геополитических интересов за счет России и в конечном счете для отстранения от власти его самого.

К лету 2005 г. взаимное разочарование Москвы и Вашингтона тяжким бременем легло на отношения между двумя странами. Администрация Джорджа Буша – младшего считала, что Россия не заинтересована в развитии демократических ценностей и вряд ли в ближайшее время может стать уважаемым членом возглавляемого США международного клуба и надежным младшим партнером США в борьбе с терроризмом. Путин все сильнее склонялся к конфронтации, утверждаясь во мнении, что выстраиваемый американцами международный порядок нарушает законные интересы России и что разрушение этого порядка является ключом к сохранению и расширению пространства российского влияния. Он также полагал, что его позиции достаточно сильны, учитывая беспрецедентное одобрение и поддержку его внешней политики внутри страны. «За пределами России, – подчеркивал я в телеграмме, – Путин видит обширное пространство для маневра в мире, где есть несколько центров силы, включая погрязшие в проблемах Соединенные Штаты; Китай и Индию, набирающие силу, но не представляющие непосредственной угрозы для России, и раздираемый внутренними противоречиями ЕС. После многих лет бесплодных мечтаний о дипломатии великой державы Путин и многие представители российской элиты с радостью попытаются сделать ее серьезной и наступательной»[92].

В воздухе витало ощущение дипломатических осложнений. Ставки были высоки. С самого начала своего срока пребывания в России в качестве посла я настаивал на реалистичной оценке перспектив сотрудничества с путинской Россией, считая его расширение маловероятным, и отстаивал прагматический подход к нашей стратегии. Реализм требовал, чтобы мы согласились с тем, что наши отношения будут не самыми дружескими – в лучшем случае в течение некоторого времени. США пора было избавиться от иллюзий, владевших ими после окончания холодной войны, признать