Из-за стены донесся такой громкий вздох облегчения, что Бухарову стало даже как-то неудобно перед подозреваемым.

* * *

Автор свежего полотна «Летающие аквариумные рыбки» осторожно постучал в дверь кабинета психологической разгрузки.

— Войдите! — послышался голос Михайловой.

— Привет, Надюш!

Сидевший в кресле Соломин даже не вздрогнул. Потому что звали его не Надюша.

— Я, короче, извиниться хотел. Прав твой Юнг. Так что, если мы с Ленкой снова разбежимся, я — сразу к тебе.

Надежда в ответ улыбнулась, словно ребенок, которого похвалила воспитательница.

— Вот видишь, а ты не верил…

— Теперь поверил! А хочешь, я тоже на процедуры ходить начну? Вон — Солома сюда уже, как на работу… Хочешь?

Ответить психолог не успела. Дверь снова отворилась — на сей раз без стука, и в «психушку» ввалился Быков.

— Привет членам клуба любителей морского прибоя… Пикассо, Серега Елагин приехал.

— Ну?! — встрепенулся Анатолий.

— Три года условно. Без права работы в органах. Обходной подписывает… Жаль! Нормальный мужик… Он там принес кой-чего, по случаю. Пошли, проводим!

— Пошли. Эй, Солома… Солома, подъем!

Пациент не реагировал, сохраняя на физиономии выражение безмятежного счастья. Анатолий уже протянул руку, чтобы потрепать его за плечо, как вдруг его мозг пронзила дедуктивная догадка.

— Ну-ка, ну-ка…

Он осторожно расстегнул верхнюю пуговицу Димулиного комбинезона и чуть отодвинул в сторону воротник. Трубочка из прозрачного пластика, пропущенная через специальную петельку, уходила в горловину торчавшей из внутреннего кармана плоской металлической фляжки. Легкий коньячный аромат, исходивший от пребывавшего в нирване коллеги, не оставлял Юнгу и его последователям никаких шансов.

— Вот, гад… — Надежда бессильно уронила руки. — А я-то думала…

Быков с Репиным, с трудом сдерживая хохот, деликатно покинули кабинет.

В коридоре первый сразу сообщил радостную новость:

— Завтра Викулю мою на подписку выпускают… В музей пойдем.

— Поздравляю… Совет да любовь.

— Ты-то со своей, наконец, помирился?

Вместо ответа художник остановился возле стенда с боевым листком, пару секунд подумал и шепотом начал:

— Леха… Только между нами… Знаешь, когда этому мудаку идея со взрывами в башку пришла?

— Ну?

— Когда мы дом Фединский разворотили. Этот и смекнул. Мол, младший брат может платить той же монетой. А дом мы почему разнесли? Потому что заряд перепутали. А перепутали, потому что я с Ленкой поругался и за Соломой не уследил… Понимаешь? Если б мы не поцапались, ничего бы и не случилось. Цепная реакция… Такая вот «Илиада».

— Ого… — вытянул подбородок Быков. — Ну вы… это… больше уж не ссорьтесь…

— Да я-то и не собирался. Это бомбист решил клин вбить! Подговорил какую-то хохлуху, чтоб она меня пасла и Ленке поклепы наводила. Будто я, честнейший из смертных, с малолетками гуляю.

— Зачем?

— Чтоб из равновесия вывести. Ленка бы потеряла бдительность и легче отдала бы деньги. Так, собственно, и случилось… Сплошные манипуляторы кругом… Хоть на улицу не выходи без пистолета… Слушай, сотен шесть не дашь до получки? Цветы хочу купить.

— Об этом после… Я главного не понял. Что у тебя с малолетками?

* * *

— Меня в тюрягу упрятали, собаку — чемпиона породы! — покалечили, полдома разхерачили, брату руку поломали. А как поплохело резко, так обратку играете? Чистенькими хотите остаться?.. — На физиономии Федина появилась недобрая улыбка. — Ни хрена у вас не выйдет! Не те времена. Вы сегодня в полной заднице. Никто вы нынче, и звать вас никак. Так что ни меня, ни брата…

— Андрей Борисович, а хотите, я вам кино покажу? — неожиданно дружелюбным тоном перебил его Бухаров.

— Какое еще, к чертям, кино? Я вам самим такое кино устрою!

— Документальное. Да вы не волнуйтесь, это всего три минутки займет…

Оперативник встал со стула и, подойдя к стоявшей на сейфе видеодвойке, нажал на панели управления пару кнопок.

Федин с ленивым любопытством уставился в экран, и на нем вскоре замелькали кадры задержания Валеры.

Дождавшись момента, когда на того надели наконец наручники, Андрей остановил запись и вернулся на свое место.

— Интересно, правда? У нас эту запись телепрограмма «Криминальная хроника» чуть не на коленях выпрашивала… Пока решено не давать. Кино, повторяю, не художественное, а документальное. Название сие, между прочим, происходит от слова «документировать». Поэтому то, что вы, Андрей Борисович, видели — это копия. А оригинал в прокуратуре находится… Что касается гранатки, которой ваш братец так героически размахивал, то она уже на экспертизе. Заключение, правда, еще не готово — эксперты, как всегда, самые занятые на свете люди. Но — крайний срок послезавтра обещали разродиться. И как только они подтвердят, что граната боевая, в чем сомнений никаких нет и быть не может, Валерику вашему — полный аллескапут. Сопротивление сотрудникам Фэ-Эс-Бэ… Да-да, уважаемый, вы не ослышались!.. Плюс незаконное хранение боеприпасов… Все это, помноженное на третью судимость, даст в итоге циферку, весьма ощутимую даже для его могучего организма. По самым скромным прикидкам, лет пять, не меньше…

Бухаров умолк и с улыбкой посмотрел на Федина. Тот, оторвавшись от экрана, в свою очередь буравил оперативника ненавидящим взглядом.

— И что ты предлагаешь?

— Я — предлагаю?! — с деланным изумлением вытаращился Андрей. — В мыслях подобных глупостей не держал… Предлагать в данной ситуации, уважаемый тезка, — ваша прерогатива. Я же исключительно по простоте своей душевной, а также исходя из соображений гуманности и человеколюбия, готов эти предложения выслушать. Причем выслушать прямо сейчас, поскольку времени до послезавтра осталось всего ничего. Словом, судьба вашего несчастного брата полностью в ваших руках.

Федин криво усмехнулся.

— Вас, бляха-муха, только горбатая с косой исправит… Денег хочешь, что ли?

— Если я скажут «нет», то вы, дражайший тезка, мне все равно не поверите. А если скажу «да», то помчитесь вприпрыжку в наше Управление собственной безопасности. Так что тему денег давайте сразу закроем. Как абсолютно бесперспективную… Какие еще будут конструктивные предложения?

Андрей Борисович озадаченно умолк. Потом в его глазах отобразилось нечто, отдаленно напоминающее мыслительный процесс.

— Ну, а если я… это… насчет дома претензий иметь не буду? — осторожно изрек он.

Бухаров с трудом удержался от улыбки. Стараясь сохранять в голосе беспристрастность, он повел плечами.