class="stanza">

За годом год перелистаем.

Не раз, не два за семь веков,

Оружьем новеньким блистая,

К нам шли ряды чужих полков.

Но, прошлый опыт повторяя,

Они бежали с русских нив,

Оружье на пути теряя

И мертвецов не схоронив.

В своих музеях мы скопили

За много битв, за семь веков

Ряды покрытых старой пылью

Чужих штандартов и значков.

Как мы уже тогда их били,

Пусть вспомнят эти господа,

А мы сейчас сильней, чем были.

И будет грозен час, когда,

Не забывая, не прощая,

Одним движением вперед,

Свою отчизну защищая,

Пойдет разгневанный народ.

Когда-нибудь, сойдясь с друзьями,

Мы вспомним через много лет,

Что в землю врезан был краями

Жестокий гусеничный след,

Что мял хлеба сапог солдата,

Что нам навстречу шла война,

Что к западу от нас когда-то

Была фашистская страна.

Настанет день, когда свободу

Завоевавшему в бою,

Фашизм стряхнувшему народу

Мы руку подадим свою.

В тот день под радостные клики

Мы будем славить всей страной

Освобожденный и великий

Народ Германии родной.

Мы верим в это, так и будет,

Не нынче-завтра грохнет бой,

Не нынче-завтра нас разбудит

Горнист военною трубой.

«И если гром великий грянет

Над сворой псов и палачей,

Для нас все так же солнце станет

Сиять огнем своих лучей».

1937

Суворов

П. Антокольскому

1. Опала

1798 год

1

Зима. Проспекты все впотьмах,

То снег, то ростепель напала.

Бьют барабаны. На домах

Расклеены указы Павла.

Их много этою зимой, –

Один еще не пожелтеет,

Глядишь, другой уж сверху клеят:

«Размер для шляп – вершок с осьмой,

Впредь не носить каких попало,

Впредь вальс в домах не танцевать,

Впредь Машками под страхом палок

Не сметь ни коз, ни кошек звать…»

Перед дворцом помост сосновый,

На невском ледяном ветру

Здесь второпях возводят новый

Холодный памятник Петру.

Должно быть, в пику Фальконету

В нем будет все наоборот:

В проекте памятника нету

Руки, протянутой вперед,

Ни змея, ни скалы отвесной –

Он грузно станет на плите,

Казенный и тяжеловесный.

Да, времена теперь не те,

Чтоб царь, раздетый, необутый,

Скакал в опор бог весть куда…

Из всех петровских атрибутов

Вы палку взяли, господа;

Ей освященные уставы

Нейдут у вас из головы.

Давно развеян дым Полтавы,

Еще далек пожар Москвы,

Ржавеют в арсеналах пушки,

Зато сияют кивера…

Пять лейб-гвардейцев на пирушке

Решили, что царя пора…

Пора, а что – нам неизвестно.

Но у Гостиного двора

Кинжал какой-то житель местный

Купил, промолвивши: «Пора…»

Пора, а что – мы не дознались,

Но есть донос, что до утра

В трактире в нумере шептались,

Все повторяли: мол, пора…

И в снег, и в хлябь, и в непогоду

Возводят замок у Невы;

Еще в сырых подтеках своды,

А уж кругом копают рвы.

До света, обогнав зарю,

Везут кирпич дорогой зимней –

Такая спешка, словно Зимний

Стал подозрителен царю.

В вороньем гаме, в птичьем грае

И в неразборчивом «ура-а!»,

То каркая, то замирая,

К нему доносится: «Пор-р-а…»

Он с детства помнит это слово.

Он в страхе ищет до сих пор,

Где тот гвардеец, тот актер

На роль Григория Орлова?

Как наперед его узнать?

И ночью в поисках измены

Он сам выстукивает стены,

И шпагой тычет под кровать,

И, съежившись, поджав колена,

Не в силах до утра уснуть,

Решается попеременно

То всех сослать, то всех вернуть.

Санкт-петербургской ночью серой,

Пугая сторожей ночных,

Осатанелые курьеры

Несутся на перекладных;

Их возвращают с полдороги,

Переправляют имена:

«Снять ордена, упечь в остроги»,

«Вернуть. Простить. Дать ордена».

И в эту ночь к Ямской заставе

Курьер скакал во весь опор.

Он, у ворот коней оставив,

Вбежал на постоялый двор.

Потребовал стакан спиртного

И на закуску что-нибудь

И, нахлобучив шляпу, снова

Готов был ехать в дальний путь.

Но два проезжих офицера,

Пока не улетел в карьер,

Схватили за полу курьера:

«К кому вы, господин курьер?»

«Да что вы, господа, как можно?!

Язык казенный под замком.

Но так и быть…» Он осторожно,

Чуть слышно крикнул петухом…

2

Господский дом в селе Кончанском

С обеда погружен во тьму.

Везде лампадки, как в мещанском

Добропорядочном дому.

Хозяин экономит свечи,

Он скуповат по мелочам.

Когда не спится, возле печи

Он греться любит по ночам;

Бывает, примостив лучину,

В одном шлафроке, босиком,

Сев по-турецки на овчину,

Играет в шашки с денщиком:

«Опять ты, Прошка, пересилишь.

Опять мне в дамках не бывать…»

«Тут нужен ум, Лексан Василич,

Ведь это вам не воевать.

Ну, проигрались, что за горе?

Вам нынче в шашки не с руки,

По нонешним годам в фаворе

Те, кто умеет в поддавки…»

Суворов знает – Прошка снова

Все то же скажет, что вчера.

И все ж готов он до утра

Сидеть и слушать слово в слово,

Что Прошка скажет, как польстит.

Нет, Прошка лестью не унижен;

Его хозяин стар, обижен,

На батюшку царя сердит.

При матушке Екатерине

Он на другой манер серчал:

Прижмут ли, обойдут ли в