Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я кивнула, но желудок у меня был, как перекрученная простыня. Я только и слышала, что «ты». «Ты» да «тебя». Не «мы». Не «нас». Хотя ведь она все это затеяла! Не стащи она телефон, я бы не понаписала Флоре всех этих гадостей. И секса бы у нас с Кевином не случилось, и Флора была бы жива.
– Давай куда-нибудь сходим! – предложила Салли. – Найдем какую-нибудь тусу и туда завалимся.
Она уже не раз жаловалась, что ближе к сессии все стали ужасно скучные: пашут как ненормальные, из Олина не вылезают – апостолы кофеина и аддералла.
– Не могу, – ответила я. – Мне еще кучу всего сделать надо.
– Ну и что? Перерыв не повредит! У меня даже идея уже есть. – Она встала и из бардака на своем письменном столе выудила какой-то предмет. Серебристый мобильник. – Я стащила его у парня, который сидел рядом со мной в Олине. Кажется, его зовут Тодд, и я почти уверена, что он однажды переспал с Лили. Хочешь, позабавимся?
Раскрыв рот, я таращилась на ее ухмылку и на телефон – такой маленький и безобидный в ее руке.
– Ты шутишь, что ли?
Она стиснула телефон.
– Да почему шучу? Это же так прикольно – попытаться снова столкнуть его с Лили! Ну или что-нибудь еще…
Выражение лица у нее было почти невинное. Только вот ничего прикольного я в ее предложении не видела. Скольким людям мы уже попортили жизнь в вечных поисках развлечений?
– Нет. – Я покачала головой. – Я больше не хочу этим заниматься.
Она поджала губы:
– Знаешь, ты становишься такой занудой! Ничуть не лучше других.
– Прости. Обещаю, скоро все войдет в колею…
– Да ты и раньше это обещала!
Я хотела возразить, что то «раньше» было в другой реальности, где Флора была жива и мы играли против нее. Теперь я уже сама не понимала, в какую такую «колею» все должно войти. Меня мучил страх, что наш союз с Салли держался только на борьбе против общего врага и в отсутствие такового просто не выживет.
Несколько дней спустя Кевин выступил перед журналистами. Он уже успел вернуться к родителям в Фэйрфилд. Интересно, его и собственные родители возненавидели? Вообще можно ненавидеть собственных детей? А может, они поверили, что он не посылал никаких эсэмэсок, хоть и не в состоянии объяснить, как они сами собой отправились с его телефона?
– Я хочу попросить прощения у родных Флоры, – произнес он, глядя в камеру. – Я причинил боль множеству людей, хотя сам до конца не понимаю, как так вышло. Я глубоко сожалею о той роли, которую сыграл в этой трагедии. Я пытаюсь выяснить, каким образом роковые сообщения могли быть отправлены с моего телефона, и по-прежнему утверждаю, что невиновен.
Через телевизионный экран невозможно было почувствовать, разъярен он или раздавлен. Он смотрел мне прямо в глаза, словно я была единственным зрителем. Ему ничего не стоило рассказать полиции, что он был со мной и у меня имелась прекрасная возможность сначала стянуть, а потом незаметно вернуть на место его телефон. Я несколько дней не спала.
Перед зимними каникулами Салли все-таки удалось вытащить меня на вечеринку, где я по пьяни трахнулась с парнем по имени Джереми из команды по лакроссу. Меня не покидало чувство, что секс мне необходим не только чтобы потешить самолюбие, но и чтобы укрепить дружбу с Салли. Она переспала с его другом, и когда мы вдвоем возвращались в Баттс, она положила голову мне на плечо, как Флора на Хэллоуин.
Никогда я еще так не радовалась возвращению в Пеннингтон.
На зимних каникулах мама не раз пыталась поговорить со мной по душам. Загоняла меня в угол с чашкой чая и выспрашивала, как я себя чувствую.
– Все хорошо, – твердила я. – Не я же ее нашла.
Но время от времени я ее все-таки находила. Причем мысленный образ был такой объемный, будто я и впрямь там побывала. Кошмар из тех, после которых просыпаешься в коконе мокрых простыней. Я чувствовала, как ноги несут меня прочь от Баттс-С, подобно той девушке-фантому – главной героине слухов, которые именно тогда и начали расползаться. Видела Флору на кровати. Голова запрокинута, взгляд в потолок. Запястья зияют, красная тропа делит комнату пополам. Красное одеяло. Красные стены. Красный потолок. Девушка, никогда ни на кого не злившаяся при жизни, оказалась так свирепа при смерти.
– Ничего у тебя не хорошо, – говорила мама, обнимая меня за плечи. – Ты про нас совсем забыла! И мыслями все время где-то витаешь, солнышко. Тебя даже гирлянды не радуют – а ведь ты всегда так любила Рождество!
– Просто дел по уши. Обещаю, что в следующем семестре буду звонить чаще. – Я крепко обняла ее, а сама подумала: любила бы она меня, как прежде, если бы узнала правду?
Билли позвала меня к себе побухать с ночевкой, как в школьные времена. Но теперь все изменилось. Она обрушила на меня шквал вопросов, и призрак Флоры вырос у нее за спиной.
– А какая она была? А как же ты не заметила, что она в депрессии? А бойфренд ее совсем отморозок?
Я как могла уклонялась от ответов: мол, не хочу об этом говорить.
– Ну ладно, – сказала в конце концов Билли. – Ты права. Это нездоровое любопытство. Ну хоть расскажи, как там твой хахаль! Ты была от него в таком упоении, а потом – тишина. Козел оказался?
– Вроде того, – ответила я. – Я в нем ошиблась.
Она отхлебнула Mike’s Hard Lemonade.
– Вот дерьмо! Жалко-то как, а! Знаешь, а мне всегда казалось странным, что ты его никак не называла.
Я не колеблясь ответила:
– Да как же не называла! Лапа же!
Во втором семестре, вернувшись в Уэслиан, я завела привычку раз в неделю звонить домой. Я говорила себе, что это просто новая роль – вести себя так, чтобы близкие не огорчались. Может быть, именно поэтому большинство знакомых мне девчонок такие несчастные. Чужую радость они вечно ставят выше своей.
Я сознательно пропустила прослушивания на весенний сезон на театральном отделении. Последнее, что мне тогда было нужно, – это софиты. Я и так задолбалась круглые сутки что-то из себя изображать перед огромной аудиторией, которая становилась только шире и злее.
Я бы еще как-нибудь справилась со всеми этими огорчениями, если бы рядом была Салли. Вместе мы составляли единое целое – две батарейки, подзаряжающие одна другую. Но та Салли, которая втянула меня на свою звездную орбиту, в Уэслиан уже не вернулась. Ее сменила