Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Тебе надо учить наш язык, – посоветовал Сказитель, – многое из твоих слов не понятно мне, а хотелось бы знать всю правду.
– Да пойми ты, – занервничал Сигурд и стал вновь путать русские и скандинавские слова, – я не отсюда, эа иаркли, не из твоего времени! Эк ком, башня была большая… тад ригнир… коген, и кажись гробанулись мы с парнями вниз, эа иаркли. Ну вроде того… сва эр ку комит. А потом с конунгом Хольмградским пошли эр фердир… в поход. Потом меня долбануло в бою, ор бутор, и я потерял друзей… или это они меня потеряли… эа иаркли.
Он говорил еще что-то, часто повторяясь, пытаясь втолковать скальду, что мир, из которого он прибыл, другой, не похожий на этот. Вернее он похож, вот только время другое, совсем другое…
– Так, значит, твои друзья могут считать тебя погибшим? – переспросил скальд Вемунд после того, как Сигурд окончил свой рассказ.
– Может и так, – пожал плечами недавний узник, – да только как проверить. Я даже не знаю, где они.
Сказитель медленно разгладил седую бороду. Костер, вокруг которого веселились самые стойкие из викингов, затухал. Сами же воины, притомленные брагой и плясками, наконец угомонились и мирно похрапывали кто где. Скальд посмотрел на стену – не всем сегодня выпала удача наполнить свое чрево пенными напитками. Вемунд заметил несколько факелов, блуждающих в ночи на крепостной стене, – стража бодрствовала.
Вемунд ждал, когда Сигурд совладает со своим волнением и продолжит. И он продолжил. На сей раз он говорил медленно, тщательно подбирая знакомые скандинавские слова. Сигурд хотел, чтобы скальд понял его и, быть может, помог, подсказал. Нет, не то чтобы Сигурд безоглядно стремился назад в свое время, но он хотел чего-то понятного, определенного… трудно ведь вот так начинать новую жизнь в прошлом, с потери друзей и этого холодного погреба.
Вемунд слушал внимательно и, кажется, начинал понимать, что по воле богов случаются странные и запутанные вещи. Миры сдвигаются, перемешиваются, как и было предсказано еще давным-давно. Он слышал нечто подобное еще от своего деда, который, как ему тогда казалось, потешал детей своими рассказами. Да, миры сходятся, и вскоре многое может измениться окончательно. Уж боги об этом позаботятся, вот только зачем это богам?!
Вемунд слушал Сигурда, слушал и размышлял. Древо жизни уходит корнями глубоко, пронзает все миры, по его ветвям струится время и часто переплетается. Кто мы без предков? Никто. Что бы мы знали без предыдущего поколения? Ничего. А впереди еще много колец, вплетенных в судьбы богов и людей. «Эх, великий Ясень Иггдрасиль,[72]– мысленно вздохнул Сказитель, – долго ли еще твой ствол будет соединять небо, землю и подземный мир? Что же должно измениться?»
– Ты слышишь меня, скальд? – внезапно спросил Сигурд.
Ему показалось, что Сказитель погряз в своих мыслях и потерял нить рассказа.
– О да, – ответил скальд, – я слушаю тебя, слушаю…
Старик закашлялся, отвернулся, пряча лицо в ладони.
– Прости, – продолжил Вемунд, когда приступ кашля прошел, – становится холодновато.
– Да уж, – зябко поежился Сигурд, – и все же ты слушал меня? Тебя ничего не удивляет?
– Люди ярла Гутрума взяли тебя в плен в бою?
– Я же тебе говорил, без памяти я был, ранило меня. Видать, они сперва приняли меня за своего. Очнулся я только на ладье. Меня вначале даже перевязали, напоили. А уже когда в борг пришли, тут-то меня и опознали. Ярл Гутрум меня в погреб и упрятал да пытать начал – кто я да откуда.
– Приняли за своего? – не понял скальд.
– Конечно, – кивнул Сигурд, – вот.
С этими словами он извлек из-под своих лохмотьев серебряный молот Тора.
– Приняли за своего, ясно, – растягивая слова, согласился Сказитель, – можно взглянуть?
Сигурд снял мьёльнир с шеи и протянул скальду:
– На, смотри. Только чего там смотреть, молот как молот.
Вемунд осторожно принял в свои ладони мьёльнир. Он близко поднес его к глазам, пытаясь разглядеть. Света от угасающих костров было недостаточно, чтобы полностью рассмотреть все узоры на серебряном амулете. Скальд повертел молот, а затем перевернул его и тщательно ощупал оборотную сторону, больше доверяя своим рукам, чем глазам в темноте.
– А что здесь, Сигурд? – спросил старик. – Какой-то узор, кажется, петля…
– Да, – спокойно ответил Сигурд, – эта петля вроде даже из золота, называется символ бесконечности. Йохан, мастер, что делает молоточки Тора, всегда ставит этот знак на обороте своих изделий.
– Странно, – тихо протянул скальд.
– И ничего тут странного, – отвечал юноша, – на всех мьёльнирах Йохана есть такие знаки.
– Мастера Бирки и Готланда тоже ставят свои клейма на изделия, я много чего видел, но вот такого… – Скальд на мгновение задумался. – Хотя купцы из Миклогарда[73]привозили. – Он опять задумался, явно что-то припоминая. – Ах да, кажется, это был шейный амулет…
– Ну и что с того? – перебил Сказителя Сигурд. – Мало ли что купцы возят по миру.
– Нет, конечно, они возят многое, – продолжил скальд, – только знак, что на твоем мьёльнире, был в том амулете помечен кругом…
– Ай, – равнодушно махнул рукой юноша.
– Редкий знак.
Вемунд вновь задумался о странной воле богов. «Разные миры, – думал скальд, – а знаки едины…»
– Твой мир непонятен мне, но я не усомнюсь в том, что он есть, ведь ты его подтверждение, – искренне признался Сказитель.
– Я и мои друзья…
– Твоих друзей я не видел. А вот то, что ты восстал из мертвых, это видят мои глаза.
– Восстал из мертвых? О чем это ты? – искренне изумился Сигурд.
– Ты умер в своем мире, и боги забрали тебя сюда. А теперь ты жив и дышишь – так не спрашивай ни о чем, а радуйся, что боги дали тебе еще время.
– Хороша радость сидеть в погребе, – воскликнул Сигурд.
– Все проходит, – философски заметил Сказитель, – теперь главное – что ты жив. Воскрес из мертвых! Хотя ты все еще в начале пути…
– А почему ты сказал, что я умер в своем мире?
– Может, тебе больше по душе слово «ушел»? Пусть будет ушел…
Они молча переглянулись. Сигурд и сам много раз, сидя в погребе, силился осознать свое положение в этом мире. Как? Зачем? Почему? Вопросы, вопросы, одни только вопросы… Конечно, он, как истинный реконструктор, каковым он себя искренне считал, хотел, даже мечтал, хотя бы одним глазком заглянуть в прошлое. А разве не интересно увидеть, как было на самом деле?! Любопытно же!