— Хетты много поколений пугают нас войной.

— Но не до такой степени. Оглядись — видишь, какая разруха? Вся царская казна ушла на подготовку к войне! С тех пор как хетты завоевали Митанни, между нами не осталось никаких препятствий. Отец понимал, насколько это опасно. Он знал: война — вопрос времени. Пасер говорит, что Муваталли нападет, едва узнает о смерти Сети.

— Еще одно сражение?

Мы только что одержали победу над шардана. Впереди — погребение фараона. Слишком много всего на нас свалилось.

Рамсес уныло смотрел на угли.

— Нет, Неферт, не сражение. Война.

На следующее утро тело фараона Сети обмотали пеленами и уложили на помост на палубе «Благословения Амона». Губы Сети изогнулись в спокойной улыбке — кончилось его бдение на северных рубежах Египта. Через двадцать дней он приплывет в Фивы, семьдесят дней его будут бальзамировать, а потом фараон уснет в своей гробнице, подобно прочим великим царям Египта.

Рамсес стоял на палубе. Над кораблем торжественно реял один-единственный флаг — с изображением мумии Осириса. На берегах женщины в длинных траурных одеяниях пускали по воде перед кораблем цветы лотоса и били себя в грудь — чтобы боги знали о нашем горе.

Рыболовы и деревенские жители падали на колени, приветствуя своего фараона. Если б они знали правду о его смерти, они бы не только плакали и кланялись!

Наконец мы прибыли в Малькату.

— Не выпускай детей из виду. Даже во время купания, — предупредила меня Уосерит.

— А как же Мерит?

— Расскажи ей то, что слышала.

Под глазами Уосерит появились темные круги: наверное, все эти ночи ее утешал Пасер — так же как я утешала фараона.

В моих покоях меня приветствовала Мерит. Я была так счастлива видеть своих малышей, что даже почувствовала угрызения совести — ведь весь Египет в трауре. Кормилицы стояли и смотрели, как дети тянут ко мне ручки.

— Как же они выросли! — воскликнула я.

Прошел только месяц, а их уже не узнать! Когда я звала их по имени, малыши улыбались, а я удивлялась: какие они уже умненькие!

— А волосы!

Казалось, что головки мальчиков увенчаны коронами чистого золота.

— Как у фараона, — заметила Мерит. Произнеся эти слова, она вспомнила о фараоне Сети и понизила голос до шепота: — Мне так жалко старого фараона, госпожа.

— Он умер вскоре после нашего прибытия в Аварис.

— Мы слышали о вашей победе над шардана, а потом пришла весть о болезни Сети, но никто не верил. Говорят, что сердце…

— Это был яд, — резко сказала я.

Мерит умолкла и махнула кормилицам, чтобы шли к себе. Как только двери закрылись, я сообщила няне все, что знала.

— Не понимаю! — разрыдалась она. — А как же люди, которые пробуют его пищу?

— Сети распустил почти всех слуг, — объяснила я. — Он готовился к войне с хеттами, покупал доспехи на Крите.

Мерит прижала палец к губам.

— Хенуттауи пожертвовала своим ка, чтобы сделать Исет главной женой. Она и тобой займется, — уверенно добавила няня. — Найми человека пробовать твою еду.

Я отмахнулась, но Мерит настаивала.

— У Рамсеса есть такие люди.

— Рамсес — фараон.

— А ты станешь царицей. Если твою еду будут пробовать, Хенуттауи об этом узнает и не решится пустить в дело яд. Подумай о детях! Что с ними будет, если с тобой случится беда? Исет никогда не позволит мне остаться во дворце и присматривать за ними. Нас с Уосерит сошлют в самый дальний храм, а малютки останутся здесь, совершенно беззащитные.

Я похолодела: Мерит была права. Я взглянула на детей, прекрасных царевичей, которые когда-нибудь станут царями.

— Найми мне человека, — решила я.

— А если фараон спросит?..

— Скажу ему…

— Скажем, что ты боишься хеттских лазутчиков, — подсказала Мерит.

Хенуттауи и Исет — лгуньи, а мне так не хотелось обманывать Рамсеса. «Нужно сказать ему правду, — думала я, — признаться, что я боюсь, как бы его собственная тетка не отравила меня чашей вина или глотком шедеха».

В дверь постучали. Прежде чем открыть, Мерит спросила:

— Еще целый год… Как ты полагаешь, госпожа, Рамсес сдержит обещание?

Я старалась не думать о своей обиде.

— Он никогда не нарушал обещаний.

— Даже если он знает, что нарушить — значит поступить по чести? В Фивах слышали от гонцов, как было дело с пиратами. Тебя уже называют царица-воительница. Все знают, что ты рисковала жизнью ради Египта.

Но я повторила:

— Рамсес всегда держит слово.

У Мерит опустились плечи, и она распахнула дверь.

— Государь! — Няня вздрогнула и поправила парик. — Ты никогда прежде не стучал…

— Я услышал ваши голоса и подумал, что Нефертари, наверное, рассказывает тебе новости… — Рамсес увидел меня с сыновьями на руках. — Не хотел вам мешать.

— Мне так жалко твоего отца! Он и госпоже был как отец, всегда такой добрый, ласковый…

— Спасибо, Мерит. После похорон мы переедем в его дворец, в Аварис.

— Весь двор? — вскричала Мерит.

— Даже Тефер.

Рамсес посмотрел вниз, и Тефер жалобно мяукнул. Кот всегда спал под кроватками малышей и покидать свой пост явно не спешил.

— Бальзамирование займет семьдесят дней. Как только отца похоронят в Долине царей, двор отправится в Пер-Рамсес.

Мерит уже прикидывала в уме, какие понадобятся приготовления. Она поклонилась и вышла, а Рамсес приблизился ко мне.

— Мой отец тебя любил, Нефертари.

— Хотелось бы верить, — тихо сказала я.

— Ты должна верить. Я знаю — ты слышала, какого он потребовал от меня обещания. Он опасался за мой престол. Ему хотелось видеть на троне тебя. Просто отец неверно кого-то понял.

— Вряд ли можно говорить о недоразумении, — осторожно возразила я. — Думаю, ему попросту солгали.

Рамсес смотрел на меня; не знаю, думал ли он о Хенуттауи или Исет. У меня не было сил сказать ему правду. К этому он должен прийти сам. Наконец Рамсес перестал смотреть в одну точку и обнял меня.

— Я буду защищать тебя, Неферт. Я всегда смогу тебя защитить.

Я закрыла глаза и стала молиться: «Амон, прошу, помоги ему понять, от кого меня нужно защитить!»

Фивы

Когда миновало семьдесят дней, тело фараона Сети уложили в золотую ладью, и двадцать жрецов понесли его на плечах в Западную долину. Ладья понадобится Сети, чтобы совершать ежедневный путь вместе с солнцем; ему дозволено будет подняться в поля иару, потому что сердце у него легче перышка Маат.