грохот, и на линолеум просыпаются ручки, степлеры и завитки бумаги… на холодный, твердый линованный линолеум, на котором распластаны люди… и снова громовые шаги… и шум хлопающих ящиков, и сдвинутых кресел, и сдвинутых кресел, падающих на пол… потом стук и шорохи… и лязг металла шкафчиков, и пинки по картотекам… и снова толкание и разбрасывание… и непонятно, почему не звенит сирена… и сапог громко пинает мусорную корзину, с грохотом налетающую на металлический стол… и падение настольной лампы, и новый водопад ручек, блокнотов и скрепок… некоторые из них приземляются на руки и щеки и на копчики — хотя стряхнуть их нельзя — люди не смеют их стряхнуть… а потом броски и новые пинки, затем новые шаги, затем шлепанье шагов становится быстрее и громче и потом замолкает, и потом всхлипы, и крики, и всхлипы, и потом тишина, и потом ужасающий щелчок и…

— Боже нет боже нет боже нет боже нет бо-оже нет боже нет боже нет боже нет боже нет нет…

— и прошу и прошу не надо не надо и прошу не прошу не надо не надо…

— мое растение мой саженец мое растение вид из окна вид с веранды и Хелен и Хелен и никогда я никогда я никогда…

— но не так не так на полу как животные как шкуры как животные на полу…

— возьмите только возьмите меня я сдаюсь возьмите меня я насилуйте меня возьмите меня возьмите только оставьте только оставьте их…

— и боже о Лен дорогой Лен в конце о боже о боже бедный Лен но о Лен но Лен это я не могу это Лен это боже…

— может пожалеет может он пожалеет он подумает или пожалеет жалкий ничтожный жалкий ничтожный в рвоте боже рвота смотри смотри на жалкого смотри на жалкого смотри смотри…

— и схватить и схватить быстро лодыжку вниз плечо и упадет залезть хватать бить и тогда все тогда все сверху так что давай так что давай так что…

— мне в голову мне в череп сквозь ладони мне в череп сквозь ладони этого не может я не могу этого не может этого не может…

— вот говно на мне на боку мокро его гребаное говно говно на мне на его он на мне на мне говно ему…

— до конца видимого и конца срочности, до чистейшего нового глотка независимости, света, с растущими и сплетающимися гибкими звуками, с…

— хотя они стояли у канав просто ждали и думали просто стояли и смотрели в канавы молча и со страшным видом ждали не бежали не боролись не бежали не бежали потому что одни куда они могли куда они могли деться…

— так теперь расскажите мне расскажите мне я дожидался так расскажите мне о жизни ожидания и как потом видишь последовательность видишь барку у причала готовую и ждущую погрузки так теперь расскажите мне теперь расскажите мне теперь расскажите мне…

Приветик…

— Просто думала, тебе будет интересно, что у моего окна поет зяблик — заливается дешевыми трелями и бодрыми каденциями, — пристроившись на округлой ветви…

— Хотя песня, если прислушаться по-настоящему, на самом деле скорее визгливая…

— Просто думала, тебе будет интересно…

— Другими словами, се очередное письмо, о да, быть может, я забыта, но, увы, не пропала — и вот письмо летит — письмо несется — о, письмо прекращает движение, — но се правда, вот они мы, снова вместе, прямо в твоих жарких ладошках — и это хорошо, очень хорошо вернуться, именно теперь, к тому, что считается за прикосновение…

— Но если, в отличие от меня, отличное предание о зяблике кажется неправдоподобным, то позволь скорей уверить: се правда — ибо я, похоже, каким-то образом вновь переехала — да, теперь я решительно живу где-то — на деле твоя покорная слуга теперь обитатель съемного дома (и если одно это не смело тебя с ног, прибавлю, что вообще-то снимаю только верхний этаж) в решительно непретенциозном городке Эмпория — да, там, — где все еще встречают улыбкой почтальоны и аптекари, где недавно выписали штраф за превышение скорости ребенку на велосипеде и где словно дремлет само время — иными словами, здесь достаточно хорошего, чтобы хватило на подкрепление кому угодно, в том числе среди прочего, могу добавить — и добавлю, — ива, всячески атмосферная и прелестная, у реки Мехеррин, одинокий лесок, на вид словно бы поставленный в сотрудничестве с Артуром Рэкхэмом…

— Но отчего столь решительный съезд и переезд, можешь задаться вопросом ты, — что ж, все началось несколько месяцев назад, когда позвонила добрая подруга — представь себе, тоже по имени Робин, — и в ходе потехи ненароком упомянула, что маленькое миленькое предприятие в этих палестинах ищет административную помощь, — и сказала, что предприятие зовется «Апейрон» и что это крохотный, но растущий дистрибьютор нетоксичных принадлежностей для рисования, — ну, разумеется, все это казалось достаточным стимулом смотать шмотки и снова перелицевать личности — ибо самость и тождественность, видишь ли, не самотождественны, — в конце концов, что хорошо одному, не всегда хорошо одинокому, — и вот я здесь, снаряженная очередной новой, просторной собой — впрочем, с этой последней мной, стоит добавить, вроде бы можно научиться сосуществовать, мне даже хотелось бы узнать ее поближе, — и потому, думаю, я так и сделаю — здесь, в преобильном покое Эмпории, где я могу принимать активное участие во всей его бурной деятельности, — женщина, конечно же, есть остров, но пока что я, похоже, искренне желаю посвятить время самой себе — или, скорее, развитию той своей разновидности, что умеет сговориться со старой доброй тиранией времени…

— Не то чтобы моя пора с Хомским не была сплошь хохохомской — поскольку была, определенно была — и будет еще столько, сколько мне хватает морфем, чтобы это передать, — в конце концов, он же одно из наших сокровищ нации — буйный борец за чистую правду, — хотя большинство из тех, за кого он борется, об этом никогда не узнают, — хотя, должна сказать, сейчас о Хомском мне вспоминается даже больше его страстного отстаивания наипросвещеннейших идеалов его неотъемлемая мягкость, его рассудительное и решительное спокойствие — его неуклонное желание сохранять благородную скромность, — более того, однажды он сам об этом говорил, быть