может, четыре месяца назад, на одном из наших коллоквиумов в институте — просто на очередных еженедельных посиделках, — как обычно, нас присутствовало человек восемь за круглым столом, в зале для семинаров за лестницей, — увенчанные дымом, строчащие в открытых блокнотах, не упуская ни единого его слова, — в тот день мы говорили о книге Нэнси Дориан «Смерть языка», и помню, в какой-то момент низкий, интеллигентный, мелодичный голос Хомского произнес слова Мы должны признать, что наше понимание нетривиальных феноменов чрезвычайно ограничено — да, так я услышала, — и потом продолжил Мы понимаем лишь фрагменты реальности и можем быть уверены, что любая интересная и значительная теория в лучшем случае правдива лишь частично, — вот видишь, я запомнила — его антидот от самодовольства — и помню, как сидела и слушала, поражаясь его могущественной скромности, — и вдохновилась на мысль, что единственные достойные гордости качества есть те, что ведут к тотальному ощущению скромности, — что ж, из уст столь своевольного человека эти слова тронули меня так, будто я слушала исполнение позднего Шуберта Джульярдским квартетом — и, если подождешь секундочку, я раскопаю блокнот, чтобы перепроверить цитату и тем самым воздать должное доброму Хомскому…

— Ладно — итак — нашла — он был прямо под лампой в задней комнате — итак — так вот, если правильно разбираю собственный почерк, затем класс перешел к кое-чему интересному — действительно релевантному и интересному — к дискуссии о том, что Хомский назвал «контрдоказательством» — это его термин для фактов или открытий, которые не встраиваются в то исследование или эксперимент, что проводит человек, — ну знаешь, все то, что не согласуется с твоей теорией — такая ситуация возникает практически постоянно, — так вот, Хомский сказал, как я здесь вижу, что При проведении настоящего исследования обычно встают серьезные вопросы об отношении к видимым контрпримерам — С какого момента, продолжал он, их следует принимать всерьез, — и потом сказал В естественных науках видимыми контрпримерами часто пренебрегают на том основании, что с ними каким-то образом разберутся позже, — после чего в классе последовали немалые дебаты — дебаты о таких вещах, как фактичность и достоверность, — и о том, что бы на все это сказал старый добрый Томми Кун, — но Хомский далее добавил, если я правильно разбираю почерк, что Подобное отношение к контрдоказательствам является вполне здоровым настроем, в разумных пределах, потому что это непременное условие для любого значительного прогресса — то есть, если я правильно понимаю нашего Хомса, нужно учиться жить с капелькой контрдоказательств и даже напрочь о них забывать, иначе мы вообще никуда не уедем — потому что всегда будет парочка странноватых моментов, и просто нельзя позволять им нас тормозить, — но на этом месте, увы, мои заметки о дне кончаются — и что за печальная-печальная белизна зияет в горьком низу страницы блокнота…

— Отношение Хомского к контрдоказательствам, могу добавить, не стараясь вступать в особые контры с ним, для него-то очень удобное, потому что с ним он может оправдать свою более спекулятивную лингвистическую работу — это дает больше пространства для маневра в его теориях, видишь ли, — но Хомский, такой молодец, применяет эту идею и в других областях, вне царства науки, во всяческих ситуациях, — если с ним на что-то и можно рассчитывать, так это на принципиальную последовательность, — и более того, через некоторое время после коллоквиума Хомский опубликовал в «Фениксе» (а как же: «Глоуб» к нему и близко не подойдет) статью, спикировавшую ровно в эти самые темы, — статья была, с великолепной предсказуемостью, экскориацией операции «Иран — контрас» и ее проведения, запоротого по всем фронтам, — ведь, хоть, очевидно, все дело «Иран — контрас» является, по описанию Хомского, опасным извращением правосудия, демократии и общественного доверия, страна это переставала замечать, увязнув в контрдоказательствах — се в общем и целом тоже правда — в контрдоказательствах в виде показного патриотизма, которым щеголял фотогеничный преступник, — и в виде мифической неподотчетности бюрократии — и в виде неуязвимого дружелюбия парикмахера[28] — scusi[29] — просто кровь так и вскипятилась — и я тебе скажу, статья была эффективная, очень хлесткая, и после ее публикации мы все поздравляли Хомского одобренным способом — нашими запатентованными двух-, трех- сложными похвалами с каменным лицом, в духе пробормотанного Отлично, профессор, — со славой, видишь ли, Хомский не то чтобы в ладах, — должно быть, для его личности это теперь скорее контрпример…

— Однако когда статья вышла, с ней кое-что вышло — даже довольно интересное, — потому что в местном бюро CBS[30] ее кто-то прочитал и, видимо, увидел в ней какое-то зерно, — потому что через несколько дней раздался телефонный звонок — только подумай: телефонный звонок! — телефонный звонок с вопросом, не интересно ли доброму профессору появиться ни много ни мало в «Лицом к нации», чтобы обсудить написанное, — теперь присядь поудобнее, если не против, и подумай, что это значит: двадцать лет с тех пор, как Вьетнам вышел из моды, Хомский был парией в мейнстримных СМИ — столь же полно отсутствовал на американском телевидении, сколь Чаушеску присутствовал на румынском, — другими словами, Хомский практически лишен голоса, практически запрещен на имеющих весь вес каналах этой страны, несмотря на то, что он из кожи вон лезет, чтобы не, — он стал отвергнутой альтернативой — отвергнутой криками о свободе слова от людей, вцепившихся в микрофоны мертвой хваткой, — так что когда раздался телефонный звонок, это был, скажем так, чуть больше чем курьез — в конце концов, зазывала одна из телесетей, предвещая национальное вещание — и повсеместно уважаемое национальное вещание причем, с прайм-часом в воскресенье утром, — так что после получения предложения Хомский просто заперся у себя в кабинете, делая заметки, — раз уж его приглашают на «Лицом к нации», он придет во всеоружии, — и, хотя весть о предложении разнеслась по факультету почти немедленно, Хомский не забронзовел, сообщил нескольким из нас лишь вскользь, почти ненароком — более того, лично мне он об этом рассказал, когда мы пересеклись на лестнице института, и то только после своих мыслей насчет моей статьи о свободе словопорядка в языке вальбири…

— Но потом, несколько дней спустя, меня ждал сюрприз — нешуточный сюрприз, — когда Хомский, к моему адреналиновому восторгу, позвал меня к себе в кабинет и попросил — ага, меня самую, — сопровождать его на интервью, — вот так так, подумала я, — но потом пояснил — он сидел за столом и пояснил, что интервью запланировано на следующее воскресенье