Какие ожидания у меня?

Вопрос ее светлости поставил меня в тупик: раньше не приходилось высказывать свои требования. То есть конечно, я их себе представляла, но жалованье всегда предлагал тот, кто предлагал место. Так поступали даже когда наниматься приходил мужчина, не говоря уже о женщинах. Это неизменное правило, так было у графа Вудворда, так было и с мистером Рингселом, который продавал мои картины. То есть с последним мы, конечно, еще поторговались, но мистер Рингсел работал на рынке, а выдвигать требования к положенному жалованью у нас было не принято.

– У меня есть время подумать?

– Разумеется. Будь готова ответить на этот вопрос, когда я договорюсь о встрече. У тебя получится подъехать в театр вечером в пятницу? Скажем, часам к шести?

Вспомнила про Ормана, но тут же отмела все сомнения. Если он попытается меня остановить – получит труп и милое общение с полицией. Долг я ему верну, но не в ущерб себе и своей жизни.

– Получится, – уверенно ответила я.

– Замечательно, – улыбнулась герцогиня. – Тогда я напишу тебе адрес.

Дверь открылась снова и на пороге появилась горничная. Пока она почти бесшумно ставила чашки и угощение на низенький столик, Арк ткнулся носом мне в ботинок. Я перехватила одобряющий взгляд ее светлости и потрепала дога по огромной голове.

– Ты ему понравилась, – заметила Луиза.

– Правда?

– Правда. Он достаточно дружелюбный пес, но скупо оказывает знаки внимания, особенно новым знакомым. Присматривается.

Я улыбнулась.

– Значит, ко мне уже присмотрелся?

– Выходит, что так.

Я снова погладила Арка и стянула перчатки: горничная вышла, а ее светлость уже разливала чай.

Осталось самое важное, магия, но в этот миг я осознала, что не могу выдавить из себя ни слова. Луиза была ко мне безгранично добра. Да что там, она и так уже сделала для меня слишком много, гораздо больше, чем я могла себе представить. Просить ее сейчас о чем-то еще – верх невоспитанности, но даже если отбросить мысли о воспитании… Захочет ли она, чтобы я работала в ее театре, если узнает о сути моей магии? Закусив губу, смотрела в донышко чашки, над которым в бронзовом озере чая искрили блики.

– Ты хотела спросить о чем-то еще, Шарлотта?

Вскинула голову и улыбнулась:

– Да. Вы хотели купить «Девушку», чтобы защитить меня от того, что случилось?

Спасительный вопрос пришел сам собой, но не сказать, чтобы я не хотела услышать на него ответ.

– Отчасти. – Луиза попробовала чай и вернула чашку на блюдце. – Но не только. Мне действительно понравилась картина. Как она пришла тебе в голову?

– Не знаю, – я пожала плечами, следуя ее примеру. – Просто однажды я проснулась и увидела ее. Как есть. Осталось только перенести на холст.

– Удивительно. – Она снова облокотилась на спинку дивана, совсем по-простому положила подбородок на запястье. – Мне всегда было интересно, как создаются картины, книги… В свое время я очень хотела побеседовать с Миллес Даскер, но она не стремится раскрывать настоящее имя.

– Ваш муж наверняка мог бы его узнать… Ой, простите.

– Все так. – Луиза ничуть не обиделась. – Но мне бы не хотелось нарушать границы ее свободы. Если она не хочет ни с кем встречаться, это ее право.

– Вам она нравится? Миллес Даскер?

– Да. У нее потрясающие истории. Дерзкие, смелые, временами чуточку наивные, но неизменно счастливые. Как сказки для взрослых.

– Разве взрослые читают сказки?

– Взрослым сказки нужнее, чем детям, – Луиза улыбнулась. – Ты наверняка читала «Сладкую горечь свободы»?

– Вообще-то нет, – я смутилась, вспоминая о лежащей на столе книге.

– Прочти обязательно. Мне кажется, тебе должно понравиться.

Странный у нас получался разговор. Я шла продать картину, а обрела надежду. Не просто надежду, крылья за спиной – ведь о месте помощницы художника-декоратора я даже мечтать не смела. Но даже если принять как данность, что герцогиня решила мне помочь из расположения, сейчас мы вообще беседовали, как давние подружки. О том, что неловкость сошла на нет, я задумалась только сейчас. Равно как и о том, что Луиза советует мне книгу, о которой леди Ребекка отзывалась весьма неприязненно.

Незаметно наш разговор перешел именно на меня, ее светлость расспрашивала, как создаются картины, а я с удовольствием рассказывала о том, чем дышу. Чем дальше, тем больше и отчаяннее мне хотелось в свою маленькую мастерскую. Зажечь лампу-артефакт, смешать краски и писать, писать, писать – всю ночь, совсем как в те дни, когда я работала над «Девушкой».

Единственное, что сейчас омрачало мое счастье – это мысли о магии и о несостоявшемся разговоре. В конце концов я успокоила себя тем, что сегодня с помощью своей магии оживила цветы. Наверное, все не настолько страшно, как мне казалось, и уж точно не страшно, если я поговорю об этом с Луизой чуточку позже. Не думаю, что за это время что-то случится.

Мы очень мило побеседовали, а потом она попросила горничную принести письменные принадлежности, и впрямь вручила мне листочек с адресом театра. Это было невероятно, но ее светлость даже провожала меня до дверей. Сама. Не позвала ни дворецкого, ни кого бы то ни было еще – просто вышла вместе со мной. Когда мы прощались, мне в голову неожиданно пришел сюжет.

Настолько неожиданно, что все прочие мысли вылетели из головы.

О том, что забыла надеть шляпку и что по-прежнему сжимаю ее в руках, я вспомнила уже на улице: ветер сорвал ленту и хлестнул по щекам моими же волосами и колючим снегом. Я забралась в экипаж, возница прикрикнул на лошадей. Я смотрела на липнущие к стеклу снежинки, собирающиеся узорами, думая только о новой картине – о том, как лучше положить краски, чтобы передать то, что хочу. Когда карета дернулась и остановилась, даже вздрогнула от неожиданности.

– Приехали! – возница распахнул дверцу и помог мне выйти.

Поднимаясь по ступенькам, я вспомнила, что дома у меня только пара печенюшек и чай, но возвращаться на улицу – только время тратить. Тем более что лавочек в нашем районе нет, а непогода усиливалась с каждым часом. Поднимаясь по ступенькам, я прижимала ридикюль к груди и смотрела под ноги (ступеньки в нашем доме почему-то все были разные по размеру), но даже сквозь них видела сюжет, расцветающий на холсте красками. Так увлеклась, что даже не сразу расслышала едва различимый шорох и негромкие шаги.

Осознала это я уже когда ступила в коридорчик, ведущий к мансарде и подняла голову. Чтобы встретиться взглядом с леди Ребеккой.

13

К этой встрече я была не совсем готова, а если быть точной, не готова совсем. Видеть леди Ребекку не хотелось не столько потому, что она просто вышвырнула меня из дома, когда мне нужна была помощь, сколько потому, что я была уверена: меня пришли уговаривать уехать в Фартон. Вот только мое мнение не изменилось, а значит, и говорить нам не о чем. Особенно теперь, когда мне предложили место.