Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Надо проверить, правда ли то, о чем говорил Аарон.
Я скольжу рукой вниз по телу Ноэль, мимо белой блузки с рюшами к черной юбке, ткань которой чувствуется немного по-другому. Веду руку дальше, вниз, к коленям – и недоумеваю, не встречая ни малейшего сопротивления, никто меня не отталкивает и не бьет по лицу. Задираю юбку, а там белье. Хотя чего там, не белье это, а самые настоящие трусики!
С ума сойти! Я сейчас все узнаю! Узнаю, как там!
– Отпад!
Ноэль ахает и охает.
– Ну точь-в-точь внутренняя сторона щеки!
– Что?
Она отталкивает меня, в мгновенье ока поправляет блузку, возвращает трусики на место, поправляет юбку и усаживается в изголовье кровати. Не спуская с меня глаз, она спрашивает:
– Ты что-то сказал про мои щеки?!
– Да нет же, тсс, – успокаиваю я ее. – Я не про щеки говорил, а… про… про другие твои щеки.
– Про мою попку?
Сердито глядя на меня расширенными от гнева глазами, она прикрывает щеки волосами, освещаемая лунным светом.
– Нет-нет, – шепчу я и продолжаю со вздохом: – Я сейчас объясню. Объяснить?
– Да!
– Ладно, но это не для женских ушей, сразу говорю. Только пацаны это знают. И тебе я говорю только потому, что мы собираемся встречаться.
– А может, и не собираемся. Так что ты там сказал про мои щеки?
– Нет-нет, это совсем не имеет отношения ни к твоим щекам, ни к порезам.
– Так про что ты?
Я рассказываю.
После моих слов повисает та ужасная, многозначительная пауза, которая может предвещать полнейший провал и потенциально содержит в себе вселенскую ненависть, крик и вопли – вместе с возможностью, что меня засекут в комнате с девчонкой, подумают, что я распутник, и оставят еще на неделю в больнице. Я больше не заговорю с Ноэль, у меня снова начнется Зацикливание, я перестану есть, двигаться, вставать с кровати и закончу как Муктада. Всегда единственное мгновение угрожает и полным провалом, но оно же не исключает вероятности, что красивая девушка скажет: «Тупее ничего не слышала» – и затолкает палец себе в рот, чтобы проверить твою версию.
Я обнимаю ее.
– Ну и что? – говорит она с засунутым в рот пальцем. – Ничего подобного. Там все совсем не так.
– Ты такая классная, – говорю я, чуть отодвинувшись и глядя на нее. – Почему ты такая классная?
– Ладно, давай уже пойдем, кино почти закончилось, – говорит она.
Я еще раз обнимаю ее, прижимая к кровати. В моих мыслях я взмываю к потолку и вижу нас сверху, потом оглядываю тех, кто в этом госпитале мог бы обнимать классную девушку прямо сейчас, потом в этом квартале, этом районе, во всем Бруклине, в Нью-Йорке, в районе трех ближайших штатов, в этом уголке Америки, а потом и во всей стране – мне это раз плюнуть, моими лазерными глазами я вижу сквозь стены, оглядываю все полушарие и весь этот идиотский мир, каждого, кто в нем целуется и обнимается на кроватях, диванах, футонах, стульях, диванчиках, в гамаках и палатках… и точно знаю, что я в тысячу раз счастливее их всех.
Мама и папа, пришедшие меня забрать, приоделись по этому случаю. Я же одет в то, что носил все это время: брюки цвета хаки, футболку с цветными разводами и элегантные ботинки «Рокпорт», за которые я получал столько комплиментов, что уже чувствую себя вроде как пациентом продвинутого уровня. Другой одежды мама мне ни разу не приносила.
Они пришли пораньше, потому что папе надо на работу и он хотел меня увидеть до того, как уйдет. Мама остается дома на весь день, чтобы побыть со мной и убедиться, что все в порядке. А завтра, то есть в пятницу, я уже пойду в школу, где мне официально разрешено в любой момент, если почувствую, что депрессия возвращается, обратиться к медсестре. Вообще мне можно не ходить в школу целую неделю. Перегружать меня не хотят, и прийти просто рекомендовано. Очень даже неплохо.
На часах 7.45. Мне в последний раз замерили давление и пульс (120/80), и я стою в центральной части коридора, рядом с кабинетом медсестер, и смотрю на двойную дверь, в которую я вошел пять дней назад. Эти пять дней так для меня и прошли не быстрее и не медленнее. Люди постоянно говорят о реальном масштабе времени: котировки акций в реальном времени, информация в реальном времени, новости в реальном времени, а мне кажется, что я провел реальное время в реальном времени.
Мы с Армелио обмениваемся последним рукопожатием: «Удачи, дружище».
Хамбл считает, что мне нужно остаться еще ненадолго: «Там у тебя снова крыша поедет, чувак».
Бобби что-то мямлит, не разобрать – в такую рань от него толку не добиться.
Профессорша призывает меня не бросать рисование.
Смитти говорит, что слышал от Нила, будто я собираюсь стать волонтером, и он надеется увидеть меня когда-нибудь.
Джимми не обращает на меня никакого внимания.
Эбони предостерегает от лжецов и обманщиков, а также призывает всегда уважать детей.
Ноэль в спортивках и футболке выглядывает из своей комнаты в 7.50, как раз в эту же минуту привозят завтрак, и мои родители выходят из медсестринского кабинета, где они подписывали документы.
– Я выписываюсь днем. Позвонишь мне вечером?
– Конечно, – говорю я, притрагиваясь к бумажке с ее номером, лежащей в нагрудном кармане вместе с двумя ее записками.
– Как вообще настроение?
– Чувствую, что мне все по плечу, что я справлюсь.
– У меня такое же чувство.
– Ты правда классная девчонка, – говорю я.
– А ты дурачок, но перспективный, – поддевает она меня.
– Стремлюсь изо всех сил.
– Крэйг? – окликает меня мама.
– А, мам, пап, это Ноэль. Мы подружились здесь.
– А я видел тебя вчера, – говорит папа, пожимающий руку Ноэль.
– Рада познакомиться, – говорит мама.
Ни тот, ни другая и глазом не моргнули на ее шрамы – родители у меня что надо.
– Я тоже рада знакомству, – говорит Ноэль.
– Ты еще учишься в школе? – интересуется папа.
– Да, в «Преемнике», – отвечает она.
– Ой, нагрузка там не позавидуешь, – говорит мама.
– Ага.
– Мне кажется, пора уже менять всю эту систему. Ну сами посудите, вы же оба, умные, молодые, попали сюда из-за непосильной нагрузки.
– Мама…
– Я серьезно говорю. Вот возьму и напишу представителю нашего округа в конгрессе.
– Мама!
– Ладно, я пошла, – говорит Ноэль. – Увидимся, Крэйг. – Она поворачивается, слегка согнув ногу, и быстро машет мне ладонью, что считается за поцелуй, мне кажется. Не будь тут моих родителей, она бы точно меня поцеловала.