Лето 1987 года было холодным и дождливым. И в один из таких его пасмурных дней, 16 августа, оборвалась жизнь талантливого российского актера Андрея Миронова. Это случилось на гастролях Театра сатиры в Риге. 14 августа Фигаро-Миронов во время спектакля, обращаясь к графу Альмавиве-Ширвиндту, произнес на сцене и в жизни свои последние слова: «Шура, голова болит…» – и упал на руки врагу по пьесе и другу по жизни. Позже руководитель клиники нейрохирургии доктор наук Янис Озолиньш установил, что у Миронова произошел разрыв аневризмы сосуда, снабжающего кровью передние части головного мозга. Разрыв был огромным, больше 2,5 сантиметра. Предрасположение к такому диагнозу было наследственным по отцовской линии. Ситуацию усугубило и то, что кто-то из врачей еще в театре сунул Миронову в рот нитроглицерин – сосудорасширяющее лекарство, которое только способствовало кровотечению. Два дня врачи поддерживали жизнь артиста, обдумывая варианты операции, но, по сути, уже ничего не могли сделать – начались необратимые процессы в мозге…

Из воспоминаний режиссера А. Левинского: «К Высоцкому Андрей относился с почтением, но доля зависти тоже присутствовала, не знаю, к его свободе внутренней, наверно. Аура Высоцкого была другого толка, гораздо более всеобщая. Андрей никогда не пытался сочинять сам, открыто доверять свои сокровенные мысли и чувства публике он никогда бы не стал. Думаю, по актерской линии они не смыкались. Это совершенно разные установки игровые. Их нельзя представить вместе в кадре. Хотя какие-то точки пересечения все равно были. Романтические параллели. То, что Высоцкий сделал в фильме «Опасные гастроли», Андрей – в «Достоянии республики». И потом – Жеглов и мироновский Ханин в фильме «Мой друг Иван Лапшин».

Если у Володи Высоцкого натруженность как бы входила в имидж, мы видели, как он мучается, все делает через силу, через нерв, то у Андрея имидж – совершенно другой. Казалось, что ему все это ничего не стоит. Что его игра – совершенно естественна, что это настолько его жизненное состояние, что вот он такой – все! – и другим никогда быть не может. Потом и у Миронова это ушло…»

Они одновременно были заняты в «Интервенции»: Миронов – в спектакле своего театра в маленькой роли французского солдата Селестена, а Высоцкий – в фильме Г. Полоки в главной роли Бродского. Для Миронова спектакль стал своеобразной прелюдией будущей эстрадной карьеры. Высоцкий же не увидел результатов интересной, но напряженной полуторагодичной работы – фильм уложили на «нары».

Они оба были удостоены Первой премии на смотре театральной молодежи столицы в 1968 году. Миронов за роль Жадова в спектакле «Доходное место», Высоцкий за одну из своих лучших театральных ролей – Хлопуши.

В 1983 году Миронов сыграл Лопахина в «Вишневом саде». Театральный критик А. Свободин отметил: «Исполнение Мироновым роли Лопахина – явление в нынешнем чеховском театре». В 1975 году таким явлением стало исполнение этой роли Высоцким.

Перед смертью они оба – каждый в свое время – обращались за помощью к знаменитой Джуне. Помочь она не смогла, но утешением для самой «исцелительницы» стало написанное ею стихотворение, обращенное к неспасенному Высоцкому…

Ты пришел —

за три дня до конца.

За три дня до конца,

чтоб потом навсегда

в моей памяти жить,

чтобы вечно и звонко

и предельно печально,

словно звон колокольный,

звон, похожий на стон, —

стон души и струны —

в моей памяти жить,

жить,

как мог только ты,

на пределе тоски,

вдруг рождающей удаль,

на пределе любви,

становящейся чудом,

на пределе пределов —

это сильных удел,

быть иным ты не мог,

слабым быть не хотел.

А три дня – три последних,

три последних

бездоннейших дня —

ты жил так, как всегда,

как никто никогда,

уходя в никуда

навсегда, навсегда…

О зачем

не поверил в мои ты слова!

Я хотела спасти,

и тебе я дала

срок —

три дня.

О, если б сдержал ты зарок! —

сколько дней,

сколько лет,

пережить бы ты мог!

О, Володя, Володя,

твои песни в народе

будут долго и часто звучать.

О, Володя, Володя,

память светом наполнив,

ты ушел —

боль на сердце легла, как печаль…

Их посмертная судьба во многом похожа.

В день смерти Миронова должен был состояться его концерт в Шяуляе, зрители билеты не сдали, как это случилось и с несостоявшимся «Гамлетом» у Высоцкого.

Они оба лежат на Ваганьковском кладбище вместе со своими матерями, которые ушли из жизни много позже.

Похожие книги придуманных фантастических воспоминаний напишут о них любимые женщины: об Андрее – Татьяна Егорова, о Владимире – Марина Влади. Писать воспоминания пером, с которого стекает злость и месть, – дело неблагодарное. Лгать, когда те, кто мог бы что-то опровергнуть, уже ушли из жизни, неблагородно. Но написали…

На похоронах Высоцкого в момент выноса гроба из театра перед огромным скоплением народа Андрей стоял вместе с братом Кириллом Ласкари.

– Меня так хоронить не будут, – сказал он.

Ошибся… Родина стандартно и почти одинаково увековечила память обоих талантливых актеров.

В Рахмановском переулке, на Петровке, на доме, куда в 1941 году Мария Миронова и Александр Менакер принесли крохотного Андрея, установлен его бюст. На Малой Грузинской, где жил и умирал последние пять лет Высоцкий, установлен его барельеф-колокол. Малые планеты под номерами 3624 и 2374 по международному каталогу носят соответственно имена Андрея Миронова и Владимира Высоцкого. В Санкт-Петербурге есть театр «Русская антреприза» имени Миронова. Ивановский молодежный театр носит имя Высоцкого. Каждый год проходят фестивали актерской песни имени Миронова и фестивали театральных коллективов «Эра милосердия» имени Высоцкого. В Театре на Таганке играется спектакль «Владимир Высоцкий», а Театр сатиры начинает свои сезоны со спектакля «Андрюша». Постановщик спектакля А. Ширвиндт: «Я живу на Таганке. Однажды вошел в какой-то магазин и вижу – висит афиша спектакля «Владимир Высоцкий». Вдруг меня кольнуло: а наш Андрей хуже, что ли? Разве он – фигура менее мощная, менее значимая для нашего народонаселения?»

Между тем в Москве, где родились Высоцкий и Миронов, до сих пор нет улиц их имени. Такой в России стандарт на любовь и почитание…

Совпадение 50-летнего юбилея любимого народом барда и громадный всплеск его новой популярности, конечно, были связаны, но совпали случайно, а не как следствие неискоренимой любви к круглым датам и юбилеям. Возникли небывалые по численности очереди на Ваганьковском кладбище. Будут открыты новый памятник во дворике Театра на Таганке и мемориальная доска в доме на Малой Грузинской. А фотовыставка на Кропоткинской, где экспонировались его изображения – от фото в детском чепчике до снимков на смертном одре. А вечера, ему посвященные, а публикации в прессе и издание ЕГО книг и книг о нем. Казалось, не было ни одного печатного органа в стране – от многотиражек до центральных газет, – который восторженно не высказался бы о любимом народом барде, актере, поэте, гражданине…