помощнице, ей особенно хотелось быть на высоте. Мей-ли пересмотрела множество статей и документов, дошла до библиотеки и внимательно прочитала с десяток книг, пытаясь узнать как можно больше о том, кем же на само деле был таинственный Чжан, но, увы, сведений о нем было катастрофически мало. Библиотека уже закрывалась. Мей-ли покинула уютный зал и пошла домой, проклиная себя за то, что опять забыла купить продуктов на ужин.

Уже во втором часу ночи, маясь от бессонницы и голода, она вдруг поймала себя на мысли, что идет по ложному следу. Архивы, статьи, научные работы – все это мимо. Чжан – скорее мифический персонаж, чем реальный, о «списке Чжана» знают все, но никто его не видел, в руках не держал… Терракотовая фреска, части которой так долго собирал Чен по всему свету, действительно представляет собой какую-то схему, вроде карты, ведущей к определенному месту. Чен считает, что это скорее всего место некоей алхимической лаборатории, где производилось «китайское золото». Но это лишь гипотеза профессора Немытевского, которую принял на веру Чен. Молва о «списке Чжана» шла по миру, как красивая легенда, обрастая мифами, предположениями, догадками… Кому-то очень хотелось, чтобы все поверили в то, что древние китайцы были чуть ли не кудесниками – придумали, как делать бумагу, порох, а слабо и золото научиться производить?

Мей-ли вспомнила, как однажды наткнулась на сообщения о том, как активно поучаствовали в написании истории Китая крестоносцы. Они не просто несколько приукрасили факты правления некоторых им, так скажем, наиболее симпатичных династий и даже целых эпох, а фактически набело переписали их. И так искусно, что по сей день историки пытаются отделить зерна от плевел и разобраться, где правда, а где вымысел. Но такие факты, когда история какой-либо страны становится полем деятельности фантазеров и мистификаторов, не редкость. Взять к примеру Египет с его пирамидами – вот уж где лже-историки пошалили на славу…Но ей совсем не хотелось увязнуть в легендах и мифах. Мей-ли отчаянно пыталась вытащить из самых глубин своей удивительной памяти уже когда-то услышанное ее упоминания о «списке Чжана». И никак не могла.

В ресторане Чен пригласил ее в гости к какому-то Русичу, на которого они с Кларой то и дело ссылались. Чен объяснил, что Русич – человек-волшебник, который умеет лечить людей нетрадиционными способами. Русич тоже был в курсе всей этой таинственной экспедиции, которую организовал Чен по розыску лаборатории, которую Мей-ли так до конца и не услышала. Все какие-то полунамеки, домыслы. Главное, что для себя уяснила Мей-ли – все участники поиска таинственного места, указанного на фреске, уверены, что разыскивают некую лабораторию, а Мей-ли каким-то внутренним чутьем понимала, что этот не так. Лаборатория – это слишком уж банально, как-то простенько для легендарного Чжана. Что-то другое он спрятал, а затем нанес схему прохода к своему схрону разноцветными линиями, да так искусно, что за несколько сот лет они не стерлись… Что же он все-таки спрятал? И кого хотел увидеть в этом таинственном месте? Ведь не для себя же он рисовал схему в своем глиняном послании. Мей-ли от этих мыслей никак не могла уснуть – ворочалась с боку на бок, заваривала чай с травами, но задремала только под утро в твердой уверенности донести до сознания Чена главную мысль – в своих стихийных поисках он выбрал неверный путь.

Клара очень сожалела о том, что не смогла проститься с Русичем. Она уехала не только потому, что боялась проблем в университете, вовсе нет – ей просто захотелось уединения. Она поняла, что очень устала от всей этой истории, затеянной авантюристом Ченом. Кларе захотелось сбежать, чтобы сидя в своей маленькой уютной кухне собраться с мыслями. Одна из мыслей: и что я себе такого нафантазировала? Неужели я – высокая, нескладная, ходячая проблема, пусть и с хорошими мозгами и знаниями, могла понравиться такому авантюристу и дельцу, как Чен? Вон как он на эту маленькую китаянку смотрит. Она красивая, смелая, моложе меня и к тому же сразу во всем разобралась. Гюнтер был прав, мне здесь не место. Поэтому Клара срочно придумала себе важную причину и улетела, наспех попрощавшись с Ченом и Мей-ли. А вот про Русича, которому обязана своим вторым рождением, вспомнила только в самолете. Вспомнила и покраснела от стыда. «Даже спасибо ему не сказала. Надо обязательно будет вытащить Русича в Германию и познакомить с лучшими хирургами. Например, с доктором Вебером. Нельзя оставлять в неведении такой талант врачевания, каким обладает Русич. Он меня по кусочкам собрал, не имея под руками никаких элементарных медицинских препаратов, только свои снадобья и травы. И сидит в богом забытом месте, а мог бы людям помогать. Завтра же свяжусь с Вебером».

Собраться с мыслями Кларе было непросто – их великое множество, и все они роились в голове, как пчелы в улье. Первым делом она попыталась найти Гюнтера и встретиться с ним. Он, похоже, пребывал не в самом хорошем расположении духа и нашел предлог, чтобы отложить встречу с Кларой – поездку с сыновьями на море. Клара понимала, что в его разрыве с Мариной есть и ее вина – ведь она была инициатором поездки в Китай, именно она познакомила Гюнтера с этим проходимцем Штольцем, а затем и с Ченом. Поэтому Гюнтер, наверное, и не хотел встречаться с Кларой, чтобы лишний раз не бередить начавшую было заживать рану.

Дела житейские, конечно, отвлекли Клару от мыслей о Китае, но ненадолго. Ощущение того, что она бросила Чена и Мей-ли на полпути, не отпускало ее. Вспомнив свое впечатление от первой встречи с Ченом, когда он показался ей воплощением вселенского зла, она удивилась тому, как же быстро он сумел сделать ее из врага другом. Точнее, партнером по поиску фрески, а затем так затуманил ей мозги своими рассказами, что она сама загорелась поиском фрески и разгадкой таинственных линий не меньше него самого. Проанализировав все, чем они занимались в Китае, Клара только что и могла сделать, так это развести руками. Ведь ей никогда не приходилось еще так бездарно тратить свое время. Она каким-то мистическим образом попала под влияние Чена, заразилась его идеей не менее страстно,