— Так чем руководствуется Рокки, берясь за это дело? — Я знаю, что сказала Бергер. Просто мне хочется услышать версию самого Марино. — Желанием напакостить папаше?

— Он балдеет от внимания, а тут скоро такой балаган начнется! — Марино не хочется признавать очевидное: Рокки мечтает унизить отца, хоть в чем-нибудь его переплюнуть.

— Он вас ненавидит? — спрашивает Макговерн.

Марино снова фыркает, и тут начинает вибрировать его пейджер.

— Так что с ним дальше-то было? — интересуюсь я. — Вы отправили его в военное училище, а потом?

— Вышвырнули гаденыша из дома. Я заявил, что, если он не хочет жить по моим правилам, пусть выметается. Это было на первом году его учебы в училище. И знаешь, что сопляк сделал? — Марино смотрит на дисплей пейджера и поднимается с места. — Подался в Джерси, стал жить с этим мафиози, дядюшкой Луи. А потом у него хватило наглости вернуться сюда учиться. Поступил на юрфак университета.

— Так он присягал в Виргинии? — спрашиваю я.

— Присягал здесь, практикует повсюду. Я семнадцать лет сына не видел. Анна, можно позвонить? По сотовому с этим тугодумом общаться... — В дверях гостиной бросает взгляд на меня. — Стэнфилдом.

— Так насчет удостоверения личности что-нибудь выяснили? — спрашиваю я.

— Надеюсь, он как раз нам сообщит, — отвечает Марино. — Час от часу не легче.

Пока Марино разговаривал, хозяйка исчезла из гостиной. Я предположила поначалу, что Анна отлучилась в уборную. Возвращаться она не торопилась; могу только представить, каково ей сейчас. В некотором отношении о ней, пожалуй, я беспокоюсь даже больше, чем о себе. Теперь, когда я наслышана о печальных подробностях ее жизни, ясно, насколько Анна уязвимый, тонкий человек и насколько жестоко изуродован ее эмоциональный ландшафт.

— Так нечестно, — начинаю терять самообладание. — Это несправедливо по отношению ко всем. — Все, что накопилось за последние дни, готово выплеснуться, обрушиться лавиной. — Кто-нибудь, объясните же наконец, как такое произошло? Я что, в чем-то провинилась в прошлой жизни? Неужели я заслужила подобное обращение?

Люси с Макговерн молча слушают, как я возмущаюсь. У них наверняка имеются собственные мысли и планы, но пока делиться ими они не намерены.

— Ну же, не молчите. Давайте высказывайтесь. — Главным образом я рассчитываю на племяшку. — Вся жизнь насмарку. Я все провалила, за что ни бралась. Простите меня. — К глазам подступили слезы, вот-вот расплачусь. — Покурить бы сейчас. Ни у кого сигаретки не найдется?

Курево всегда есть у Марино, но он на кухне, висит на телефоне, а я ни за какие коврижки не потащусь туда, перебивать его разговор своей сигареткой, будто используя ее как предлог.

— Знаете, что больнее всего? Когда тебя обвиняют в том, чему ты самый непримиримый враг. Я не злоупотребляю служебным положением, черт побери. И никогда не смогла бы хладнокровно расправиться с живым существом, — продолжаю я. — Мне ненавистна сама смерть. То, с чем я сталкиваюсь каждый божий день. И теперь все будут думать, что я способна на убийство? Начали профессиональное расследование, будто я могла поднять руку на человека? — Вопрос повисает в комнате. Люси с Макговерн молчат.

С кухни доносится зычный голос Марино, такой же мощный и пробивной, как и он сам. Наш капитан из тех людей, кто действует силой, а не убеждением, кто скорее упрется лбом, чем пойдет на попятную.

— Это точно его любовница? — гремит смачный голос. По всей видимости, беседует с детективом Стэнфилдом. — Либо просто друзья? Почем тебе знать? Так, так. Угу. Что я должен был получить? Нет же, Стэнфилд, ничего мне не присылали. Совсем не вяжется, полная галиматья. — Марино беспокойно курсирует по кухне, крепко прижав к уху трубку. Такое впечатление, что он готов собеседнику голову открутить. — Знаешь, что я обычно отвечаю таким, как ты, Стэнфилд? — рявкает капитан. — Не лезь под руку, зашибу. И плевать я хотел на твоего шурина, понял? Я ему язык знаешь куда засуну? Вот то-то же. — По всей видимости, детектив пытается вклинить в горячую тираду Марино хоть пару словечек — безрезультатно.

— Ну и угораздило, — вполголоса замечает Макговерн. — Он что, расследует гибель тех двоих, которых запытали до смерти? Ну, тот, с кем Марино разговаривает?

Я смотрю на нее и силюсь понять, в чем здесь подоплека.

— Откуда такая осведомленность? — Пытаюсь найти ответ и не нахожу: что-то я, видимо, упустила. Макговерн до недавнего времени была в Нью-Йорке. Я еще даже не произвела вскрытие второго Джона Доу. Откуда вдруг такое всезнание? Вспомнилась встреча с Хайме Бергер. Потом губернатор Митчелл, член палаты представителей Динвидди, Анна... Вокруг все захлестнуло омерзительно разящей волной страха, надо мной словно пронеслось смердящее дыхание Шандонне. Нервная система непроизвольно среагировала: меня начало трясти как после целого чайника крепкого кофе, будто я выпила за раз с полдюжины приторных кубинских эспрессо, которые называют «коладас». Никогда в жизни мне не было так страшно. Теперь уже мерещится такое, что никогда бы и в голову не пришло при обычных обстоятельствах: словно бы в словах Шандонне есть здравый смысл, когда он обвиняет власти во всеобщем заговоре. Ясно, это паранойя. Надо рассуждать здраво. В конце концов, надо мной висит подозрение в убийстве коррумпированной женщины-полицейского, которая, вполне возможно, имела связи в мафиозных кругах.

Тут вдруг понимаю, что ко мне обращается Люси. Она оставила свое местечко у очага и придвинула стул, склонилась и взяла меня за здоровую руку.

— Тетя Кей? — говорит моя племяшка. — Вам нехорошо?

Пытаюсь сосредоточить на ней внимание. Марино по телефону обещает Стэнфилду встретиться утром — звучит как угроза.

— Мы с ним встретились «У Филла», выпили по кружечке пива. — Она бросает взгляд на кухню, и я вспоминаю, что не далее как этим утром Марино действительно упомянул, что они с Люси неплохо поладили, поскольку она принесла ему добрые вести.

— Мы в курсе про парня из мотеля. — Она дает объяснения от имени Макговерн, которая тихо, не шелохнувшись, сидит у камина и смотрит на меня, пытаясь уловить, какую реакцию вызовут дальнейшие известия. — Тиун в Виргинии с субботы, — продолжает Люси. — Помнишь, я звонила тебе из «Джефферсона»? Она была у меня. Я срочно ее вызвала.

— А-а... — Вот и все, на что я оказалась способна. — Ну, тогда хорошо. Мне было грустно думать, что ты в отеле одна. — На глаза накатились слезы; я отвела взгляд, чтобы подруги не подсмотрели. Ведь я же сильная. Это я обычно вытаскиваю племяшку из переделок, в которые она попадает по собственной глупости. Я всегда была для нее проводником, указывала верное направление, освещала путь. Мы вместе прошли нелегкое время студенчества. Я покупала ей книги, подарила первый компьютер, оплачивала любые курсы, которые девочке хотелось посещать, в какой бы части страны они ни находились. Однажды летом взяла ее с собой в Лондон. Я мужественно вставала на защиту племяшки, когда кто-нибудь пытался вмешаться в ее жизнь, включая мать. А та вознаграждала мои старания оскорблениями...