– Давайте дойдем до рондавелей, – попросил Пауль. Он как будто обращался ко мне, поэтому я спросила:

– А что такое рондавели?

– Там живут слуги, – сказал Пауль.

– Что-то наподобие местных хижин, – сказала Майра. Они круглые и крыты пальмовыми листьями.

Мы дошли до лужайки и увидели эти хижины. Их было около двадцати. Целая негритянская деревня. На траве играли дети, возле одного рондавеля сидела старуха.

Майра остановилась – и мы вместе с нею.

– Напоминает небольшое поселение, – сказала Майра. – Они не могут все жить в доме. Их слишком много, и в европейском жилище им не нравится. Они любят жить по-своему.

Мальчуган в возрасте Пауля подбежал к нам, встал рядом с гостем и заулыбался. Пауль похлопал его по плечу.

– Это ведь Умгала? – спросила Майра.

– Да.

– Мальчик положил свою руку на руку Пауля. Наверно, так они приветствовали друг друга. Потом Пауль кивнул Умгале, а тот – Паулю. Этот ритуал происходил без единого слова.

– Пошли, Пауль, – позвала Майра, а для нас добавила: – Уверена, они не любят, когда мы вторгаемся в их жизнь.

Пауль послушно тронулся в обратный путь.

– Несчастный Умгала, – сказала Майра. – Он глухонемой. Его мать и отец работают здесь.

– Как же ты объясняешься с этим мальчиком? – спросила я.

– С помощью рук, – ответил он.

– Это нелегко.

Он кивнул.

– Его родители – хорошие работники, – сказала Майра. – Любан, его мать, работает в доме, а Джуба, отец, – в саду. Я все правильно говорю, Пауль?

– Да.

– Как ужасно быть таким от рождения, – сказала Лилиас.

– Верно, но выглядит он счастливым. И был рад приходу Пауля.

– Еще бы, у Пауля с ним настоящая дружба, так ведь?

– Да, – коротко ответил Пауль.

– Необычайно интересно, – проговорила Лилиас. Мы не спеша дошли до дома и очень скоро распрощались.

В школе Лилиас много говорила об увиденном и очень радовалась появлению нового ученика.

– Я подумать не могла, что не мистер Лестранж – отец мальчика, – сказала она. – Я слышала, как откровенничал с тобой мальчик.

– Роже всегда говорил о нем как о собственном сыне.

– Он и в самом деле его сын, только приемный.

– Но Роже создавал впечатление, что он настоящий отец. Он не мог прожить долго с первой женой. Тебе не показалось, что Майра чего-то боится?

– Ты ведь знаешь, что Майра всегда боялась даже собственной тени.

– Я хочу сказать, что у ее теперешнего страха есть особая причина.

– Она как будто и Пауля боится. Очень чувствительная особа.

– Будет интересно присмотреться к Паулю.

– Мне тоже. Уверена, и заниматься с ним будет интересно.

– Мне он показался твердым орешком. Такое впечатление, что он одержим каким-то мрачным наваждением.

– В связи с чем?

– Не знаю.

– Я уверена в одном – ты хорошо сделаешь, если выяснишь.

Вечером я написала Ниниану Грейнджеру. Рассказала, что Роже Лестранж оплатил нам каюту получше, но я скрыла это от Лилиас, чтобы она не чувствовала себя должницей в еще большей мере; так что я приняла этот подарок как свершившийся факт.

«Он поступил очень великодушно, – писала я, – и сказал мне об этом в самом конце нашего путешествия».

Я рассказала о школе и наших больших надеждах, связанных с нею. Писала, что Кимберли нам понравился, отношения с родителями учеников складываются хорошо, а дружба с Лестранжами позволяет легче переносить разлуку с домом.

«Я с удивлением узнала, что Роже Лестранж – не уроженец здешних мест. Он, видимо, приехал сюда из Англии несколько лет назад. Здесь женился и приобрел весьма примечательный дом… а вскоре его жена умерла. Она покинула этот мир совсем молодой. Мальчик оказался его приемным сыном. А мать мальчика умерла вскоре после женитьбы».

«Нужно сказать, нас ожидало множество сюрпризов, и мне не кажется, что они исчерпались. Мистер Лестранж, с которым мы завтракали сегодня, сказал, что в стране нарастает напряжение, правда, в Кимберли оно никак не ощущается…» пропускать мелочей, и, наверно, посещение Рибек-хауса привело меня в возбужденное состояние.

Я запечатала письмо, и отослала его на другой день.

Пауль начал ходить в нашу школу, и Лилиас была этому очень рада, как любого хорошего учителя, ее приводила в восторг возможность работать с живым и неглупым ребенком.

– Я хочу, чтобы у меня было побольше таких учеников, – сказала Лилиас, – я бы с удовольствием занялась с ним как следует. Но, насколько я понимаю, скоро он уедет.

Лилиас работала замечательно, мое учительство больше походило на синекуру, и я считала свой вклад совершенно незначительным.

Таких школ, как наша, в Англии было множество – в отрезанных от мира селеньях, где детей для большой школы явно не хватало и со всеми сразу зачастую занималась одна учительница. Все целиком зависело от нее. Если она оказывалась умелым человеком, хорошей была и школа.

Лилиас говорила, что в раннем детстве посещала подобное учебное заведение, а когда затем приехала учиться в школу-интернат, то обнаружила свое превосходство в знаниях над другими девочками, находившимися до того под опекой гувернанток.

– Как же мне хочется иметь большую школу с несколькими учителями и сотней учеников! Дай бог, со временем моя мечта все-таки сбудется.

Она предложила разделить жалованье на двоих, о я назвала ее идею абсурдной. Она делала гораздо больше моего. Я с самого начала была готова жить на свои деньги. Она не пожелала меня слушать и согласилась только на некоторое увеличение се доли. Правда заключалась в том, что она одна могла справиться со всей работой в школе.

Лилиас была счастлива, и я радовалась за нее. Она мечтала расширить школу. Но это, конечно, было делом будущего. Я более чем убедилась, что учительство – ее призвание, и поняла, как тяжко ей было заниматься домашними делами в доме отца. Джон Дейл разделял ее интерес к школе. Он по-прежнему то и дело заходил к нам. Чаще всего приносил с собой бутылку вина и какие-нибудь лакомства, и мы коротали вечер за беседой.

Однажды приведя Анну в школу, Грета Шрайнер замешкалась, и мы поняли, что она хочет поговорить с кем-нибудь из нас. Рядом оказалась я, и она спросила, нельзя ли будет забрать девочку через полчаса после закрытия школы. Время от времени то одна, то другая мать обращалась к нам с подобной просьбой, поскольку мы не разрешали малышам одним уходить домой. Я успокоила Грету.

После окончания занятий Лилиас ушла в город повидаться с родителями двух детей, которых они подумывали отдать в школу, поэтому я осталась с Анной наедине.