class="p1">Когда Кево поворачивается ко мне, я поспешно киваю.

– Со мной все будет нормально, – говорю я, и тогда он, поспешно прижавшись к моим губам быстрым поцелуем, следует за своей сестрой.

Оставшись в комнате с Кеннетом и Матео, я снова начинаю нервничать. Это не первый раз, когда я сталкиваюсь со смертью, и все же здесь она ощущается как-то по-другому. Более злобной и, возможно, более расчетливой.

– Вы действительно думаете, что он убил их только ради этого? – спрашиваю я, главным образом чтобы заполнить тишину. – Чтобы оставить нам предупреждение?

Кеннет пожимает плечами:

– Возможно, Джозеф счел, что они в чем-то перед ним виноваты. Предали его или не выполнили его задание.

– Почему мы смогли их почувствовать? – Я смотрю на Матео и снова прижимаю ладонь к животу. Странное чувство не исчезло, но ощущается уже не так остро.

– Потому что наша сила связана со смертью, – просто отвечает он. – Мы связаны со смертью.

Я морщусь. Не очень приятное представление, но в этом есть смысл. Отвожу взгляд от мертвого мужчины, к которому только что прикасался Матео, и смотрю на остальных. Все мужчины мне незнакомы, но когда я смотрю на женщину, мои глаза сужаются, и я рассматриваю ее более пристально. Она кажется знакомой. Волосы коротко подстрижены, один глаз припух. Несмотря на морщинистую кожу, я узнаю ее.

– Я знаю ее, – хрипло говорю я, отступая. Когда Матео и Кеннет поворачиваются ко мне, указываю на женщину: – То есть ее молодую версию. Она была одной из тех повстанцев, что устроили засаду на меня и Кево, когда мы ездили за покупками. Она сказала, что за мою голову назначена награда.

Кеннет тихонько присвистывает сквозь зубы и пинает ногой туфлю женщины.

– Ну по крайней мере это объясняет, за что Джозеф разозлился на нее.

Разве? Я ненавидела эту женщину и даже сейчас не чувствую к ней непреодолимого сострадания. Но она этого не заслуживает. Я не знаю ее, не знаю, какие у нее были причины напасть на меня. Но быть убитой и брошенной в затхлом подвале – не то, чего я бы ей пожелала.

Руки и ноги покалывает все сильнее, и я чувствую, что в любой момент могу взорваться. То же самое было на похоронах мамы и в ту ночь, когда я нашла Сандера. Теперь я уже понимаю, что смерть подпитывает мои силы, а здесь целых пять трупов.

– Мне нужно выбираться отсюда, – бормочу я и, спотыкаясь, отступаю назад, в темный коридор. Пахнет здесь не лучше, и все же давление в голове немного ослабевает. Когда я поворачиваюсь и иду к лестнице, слышу за спиной шаги Кеннета и Матео.

Но едва я успеваю сделать первый шаг, как тишину нарушает голос Кэт. Она кричит. Ни секунды не раздумывая, несусь вперед, кровь громко стучит в ушах, худшие страхи проносятся в голове, а энергия сжимается в груди в тугой узел. Как на похоронах, с одной лишь разницей: на этот раз я могу это контролировать.

Дом пуст, но задняя дверь открыта. Кеннет и Матео следуют за мной, но даже без их поддержки я буду искать Кэт и Кево. Я понимаю, что это именно та ситуация, в которой Кево предпочел бы, чтобы я убежала.

Сад погребен под толстым слоем снега, и поначалу я не могу разобрать, откуда доносятся голоса. Затем замечаю Кэт и Кево между невысокими деревьями, сжимаю руки в кулаки и бегу к ним по плотно утрамбованному снегу. Сначала я совершенно не понимаю, что происходит. Я приготовилась к бою – с повстанцами, которые поджидали нас в засаде. Но здесь только Кево и Кэт, вцепившаяся в его руку.

– Что случилось? – задыхаясь, спрашиваю я, снова оглядываясь по сторонам. – Где Анатолий и Зара?

Кэт поднимает голову, ее остекленевшие глаза полны боли.

– Их нет!

– Как это – нет? – Во рту пересыхает, руки начинает покалывать еще сильнее, как бывает каждый раз, когда моя сила пытается завладеть моими эмоциями и вырваться наружу. – Вы уверены?

Вместо ответа Кево протягивает мне сложенный пополам лист бумаги. В растерянности беру его, разворачиваю. Бумага плотная, почему-то желтоватая и напоминает старый пергамент. Послание не длинное, но слова – словно удар под дых.

Хранительница и кристалл против ваших друзей. Ждем ответа до полуночи.

И номер телефона.

Дважды перечитываю сообщение, потому что просто не могу в это поверить.

– Это была ловушка, – хрипло говорю я, глядя в суровое лицо Кево. – Они знали, что мы придем.

Кеннет встает рядом со мной и берет записку.

– А может, они просто столкнулись с Кэт и Анатолием, когда убегали?

Резко трясу головой:

– Сообщение распечатано. Все было подготовлено заранее.

– Вот черт.

Кэт трясет.

– Они похитили ее, – всхлипывает она.

На миг закрываю глаза, пытаясь разобраться в мыслях. Анатолий и девушка Кэт находятся в смертельной опасности, а Кево занят тем, что пытается успокоить свою сестру. Я тоже беспокоюсь за Зару и Анатолия, но хотя бы один из нас должен сохранять хладнокровие.

– У них есть цель, – мягко напоминаю я Кэт, неотрывно глядя на нее. – Они не причинят им вреда, не станут рисковать такой сделкой. Им ведь кое-что нужно от нас.

Кэт молча отходит в сторону и указывает на снег рядом с собой. Он взрыхлен, следы ведут в разных направлениях, омертвевшие листья и земля окрашивают блестящую белизну. Но в том месте, на которое указывает Кэт, на фоне безупречной снежной поверхности выделяются несколько ослепительно-красных капель крови.

Ошибка

Кево

Мы без устали обыскиваем окрестности, не находя ни единого следа Зары и Анатолия или повстанцев. Все следы заканчиваются у дороги – вероятно, оттуда они поехали дальше на машинах. Во мне борются гнев и страх, но победа никому из них не грозит. Почему мы не предусмотрели это? Мы были настолько уверены в своем плане, настолько убеждены, что они не заметят нашего приближения, что очертя головы бросились в явную ловушку.

Мои мысли мечутся от Зары и Анатолия к Кэт, к Блум… Я едва могу сконцентрироваться на одной из них. Я рядом с Кэт, но понятия не имею, что ей сказать. Слишком уж хорошо понимаю, что она сейчас чувствует. В конце концов, я по собственному опыту знаю, что происходит внутри, когда любимый человек находится в опасности. Никакие слова в мире не могут помочь ей в этот момент, я ничего не могу сделать. По крайней мере, сейчас. Но я освобожу Зару и Анатолия, и тогда я покончу с жалкой жизнью Джозефа за все,