Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Старшина по причине многочисленных прошедших лет не узнал их и вез к погранзаставе молча. Друзья косились друг на друга, с трудом сдерживая смех.
– Чего лыбитесь? – поинтересовался старшина.
Они ничего не ответили, но улыбаться продолжали. Каждый вспоминал тот самый пердунчик и толстый зад, садящийся на него.
– Доскалитесь! – лениво пригрозил Огрызов.
Они прибыли на заставу, где получили обмундирование, свободное время до вечера, а потом заступили на охрану Государственной границы России.
Вскоре, в один из зимних степных дней, им предстояло защитить Родину…
Володя Синичкин, обладатель мертвого семени, признал своего приемного сына на второй день и о своей неспособности производить детей на свет Божий забыл начисто.
Жена, Анна Карловна, души не чаяла в маленьком Семене и первые три дня не выпускала малыша из рук. На четвертый день ей стало плохо с сердцем и участковый выразил предположение, что ей не по возрасту держать такую тяжесть. Ребеночка взвесили на напольных весах и обнаружили, что масса его составила двенадцать килограмм.
– Вот это грудник! – воскликнул Синичкин. – А зубов-то у него полный рот!
– Да, – согласилась Анна Карловна. – Мальчик развивается стремительно! Акселерация!
На самом деле женщина обостренным материнским инстинктом уже предчувствовала, что с младенцем что-то не то, да и младенцем его назвать было уже трудно. Густые черные волосы спадали прямыми прядями на уши и на лоб, из-под которого смотрели на мир глаза, полные какой-то мудрости. Или так казалось матери…
Участковый во время обеденного перерыва рассказывал майору Погосяну о своих сомнениях:
– Чуднґо как-то – мальчишка растет не по дням, а по часам! Уже волосатый и зубастый! И ходит!..
– Так бывает! – ободрил майор, поглаживая свой живот. – Сейчас такие дети! Брюхо болит!..
У самого Погосяна, как известно, детей не было, и откуда он знал, как все это бывает неизвестно. Но ответ старшего по званию совершенно успокоил Володю, и он продолжал исполнять свои обязанности.
На отделении было два висяка, причем тяжелых. Убийство татарина Ильясова и аналогичное преступление – убийство Кино Владленовны Дикой, воспитательницы Детского дома.
Если считать, что дело Ильясова было почти раскрыто, во всяком случае известны фигуранты, то с воспитательницей обстояло хуже – никаких версий! Девушку похоронили на загородном кладбище, и милиционеры во время похорон прятались за деревьями, надеясь вычислить преступника, – те нередко приходят попрощаться со своими жертвами. Но такового обнаружить не удалось, и гроб забросали стылой землей…
На четвертый день маленький Семен стал разговаривать. Причем он сразу сказал целую фразу:
– Все было бы хорошо, если бы не было так плохо!
Анна Карловна чуть было не упала в обморок, а Володя Синичкин, наоборот, воспринял сына вундеркиндом, способным добиться в жизни более примечательной судьбы, нежели он, капитан милиции.
На пятый день Семен весил уже двадцать килограмм, самостоятельно встал к завтраку и поел с аппетитом, поддерживая при этом содержательную беседу с отцом.
– Ты мой отец, и я тебя ценю! – произнес мальчик, хрустнув огурчиком.
– За что же ты меня ценишь? – поинтересовался Синичкин. – Ведь ты обо мне ничего не знаешь!
– Мне достаточно, что ты мой отец, и именно за это я тебя ценю.
Володе стало очень приятно. Его еще никогда не превозносили.
– Я тебя тоже люблю! – признался участковый.
– Я о любви не говорил, – покачал головой Семен. – Я о человеческой ценности.
– Так значит, ты меня не любишь?
– Ты как женщина говоришь – любишь или не любишь, когда существует множество других оттенков человеческих чувств.
Анна Карловна слушала их разговор, и ей было не по себе до холодности в желудке.
– Каких, например? – поинтересовался Володя.
– Например, нежность, уважение…
– Родителей необходимо любить! – рек Синичкин.
– Кто это так сказал?
– Это говорю я, твой отец!
Мальчик откусил от бутерброда с колбасой.
– Хорошо, – ответил он. – Я подумаю. Но все же мне кажется, что уважение к родителям гораздо важнее, чем любовь! Любить нужно детей, мужчине необходимо любить женщину, а женщине – мужчину! Родителей же надо уважать!
У Анна Карловны началась истерика. Сначала она завсхлипывала, а потом завыла в голос. Ей было совершенно непонятно, более того, в голове все перемутилось от того, как ее муж разговаривает о таких умных вещах с ребенком пяти дней от роду!
Володя с неудовольствием поднялся из-за стола и отвел жену в спальню, где уложил в постель, накапав в рюмочку валокордина.
– Да как же так! – всхлипывала Анна Карловна.
– А так! – ответствовал муж. – Акселерация! Мальчик гением, может быть, вырастет!
– Ах, не нужен нам гений! Хочу обычного ребенка!
– Эгоистка! – рассердился Синичкин. – Лежи тут!
Он вернулся на кухню к сыну и сказал, что тоже подумает над его словами.
– Спасибо, – поблагодарил мальчик.
– На здоровье, – ответил Володя.
В голове Синичкина родился план вызвать представителя Книги рекордов Гиннесса и запечатлеть на камеру такое выдающееся его дитя. Но как доказать Жечке Жечкову, что мальчику действительно всего пять дней от роду?.. В этом состояла главная загвоздка…
– Ах, не нужно никакой шумихи по моему поводу! – сказал маленький Семен.
– Я не хочу славы. Слава – блеск самовара в лучах вечернего солнца. Она неплодо-творна и разрушает организм до основания. Скромность – вот что созидает душу, оттачивая ее грани.
Синичкин оторопел от того, что сынок прочитал его мысли, но постарался виду не подать и опять пообещал, что подумает над словами Семена.
– Еще колбаски хочешь? – поинтересовался капитан.
– Спасибо, я сыт. Мне кажется, что нельзя в еде переусердствовать, так как сытый желудок – это колыбельная для мозга.
Участковый поперхнулся холодной котлетой и взялся за стакан с чаем в тяжелом подстаканнике. Обычно он подслащивал напиток тремя ложками сахара, но на этот раз решил обойтись одной, да и то без верха.
– Тяжело мне, сынок! – почему-то сказал Володя. – Преступления не раскрываются!..
– Значит, не там ищете, – ответил мальчик. – Все преступления раскрываются, только десятилетия могут пройти, или жизни.
– Девушку убили. Красавицу!
– Жаль.
Синичкин вдруг заметил, что волосы Семена, к началу завтрака отросшие до ушей, сейчас закрыли их полностью.