сон вещий, в котором было дано предупреждение. Управитель северный выступил. И он несёт с собой гнев» Глаза Адина вдруг сделались круглыми, как у совы, и виран вострепетал: «Что ж ты вчера об этом не сказал?! Нам нужно готовиться к войне, — далее он обратился к гонцам, — Скачите к трём наместникам и просите у них выслать воинства больше, чем было обещано! Марма́р приближается» Раскланявшись, трое мужчин умчали прочь из дворца, а виран сделался спокойным, говоря: «Как думаешь, мой ход сработает?» — «Непременно. А теперь услышь, что тебе незачем волноваться по поводу грядущей войны, потому что воинство Мармара невелико. Этим вираном правит гнев, что есть наивеличайшей из ошибок в деле войны, потому как не нужно ненавидеть врага. Гнев лишь станет туманить разум, путать мысли, не давать строить тактики и размышлять над манёврами. Возненавидев тебя, Мармар уже обрёк сам себя на поражение. Он непредусмотрительно отнёсся к сбору воинства, он не стал возводить планы и обходные пути. Тур э нуол — вот его девиз. Поражение и забвение. В таком случае тебе поможет одолеть врага холодный разум. Запомни, прощённый виран, что не стоит недооценивать врага, ровно, как и страшиться его. Не нужно питать ненависти или снисхождения. Ты должен делать то, что велит тебе разум: если ворвался в твою страну он — срази его. А если одумался и свернул с пути — отпусти с миром. Если твой разум будет по-иному как относиться к Мармару, будь у тебя хоть воинство, двукратно превосходящее противника, ты падёшь. Но с тактикой и продуманными ходами ты сумеешь победить и в одиночку яростного противника» Глубоки были мысли Адина в тот миг, так что, договорив слова свои, Дракалес удалился.

К полудню вся гвардия (за исключением городского патруля, ведь Каанхор пребывал ещё в волнении от происков эджага) была собрана на главной площади. Тысячи воителей и одна воительница располагались в боевом порядке, показывая свою доблесть и готовность к обороне. Это был лишь ещё показательный сбор. Дракалес и Асон проходили по рядам воителей, рассматривая их: генерал внешне, Дракалес заглядывал в душу. Войсководитель управителя выглядел статно и со всей серьёзностью подошёл к делу. Всякий был безупречен в глазах грозных наблюдателей. Позднее явился сам владыка. В своём боевом доспехе он выглядел величественно. Понял тарелон, что это обмундирование есть наследственные регалии, которые носил сам Астигал (потому что в таких же доспехах прадед нынешнего вирана и был изображён на монументе): шлем-каска с открытым лицом и конским хвостом на затылке; трёхпластинчатые наплечники; на кирасе красовался герб Южного государства, тот самый, что лицезрел ваурд на гобеленах в палатах Адина; обоюдоострый меч с гардой в виде дракона, а рукоятью был его хвост. В общем, Адин подавал вид истинного полководца. Но своим мундиром он не стал хвастаться, хотя тарелон и почуял, как приятно сделалось на душе Адина в тот миг, как услыхал изумлённое перешёптывание среди гвардейцев, и увидел, что его сравнивают с монументом Астигала. Однако невзирая на это, он достал карту, и они с Дракалесом и Асоном стали рассматривать возможные пути наступления врага.

«Обороняющемуся легче одержать победу, — говорил Асон, — Ведь его защищают стены и окружает безысходность — если воители не смогут дать отпор, то отступать им будет некуда, а, значит, они приложат все усилия к тому, чтобы не дать противнику прорваться» И хоть бог войны не придерживался оборонительной тактики, с генералом был всецело согласен, однако добавил к тому: «Не стоит уповать на стены и щиты, если враг надвигается на нас. Разумнее будет двинуться к границам и дать отпор там, — палец Дракалеса указал на самую северную точку, которая рукой вирана была подписана как «Сну́гда», — Потому как цель наша состоит в том, чтобы не только одолеть врага, но и не позволить ему сокрушить то, что Астигалом было возведено» Отвечал виран: «Слова истинного стратега. Но с чего же ты взял, что Мармар двинется напрямик через Снугду?» — «Гнев правит Мармаром. Это состояние души не позволит ему мыслить здраво, а потому владыка северный изберёт дорогу помпезности и станет крушить всё, что попадётся на его пути» — «В таком случае мы должны прибыть в эту деревушку быстрее Мармара. Асон, объявляй сбор. Я же отдам необходимые распоряжение в моё отсутствие» Дракалес занял место в строю, а генерал принялся командовать гвардейцами, выстраивая их в боевом порядке и раскрывая план действий. Вскоре вернулся Адин. С ним было много слуг, а с одним из них он вёл беседы о том, как стоит вести себя в его отсутствие. Другие несли с собой запас провизии на дорогу и уносили их к вратам. Докончив небольшой монолог, повелитель отдал приказ распахнуть врата и выдвигаться в путь. Путешествие обещало быть долгим.

Асон и Адин, восседая на лошадях, возглавляли воинство. Следом двигались три кобылы с провиантом. За поводья их вёл генерал. Дракалес шагал наравне со всеми, явно выделяясь из числа обычных воителей ростом и цветом своего снаряжение. От гвардейцев исходил дух войны. Всякий был готов ко встрече с противником. И ваурд считал так же. Хоть он и не успел подготовить этих воителей так, как счёл нужным, однако уверенность в том, что бойцы Южного государства превзойдут всякого, была незыблема. И Дракалес верил в то, что сумеет исполнить своё предназначение.

Люди переполошились, вызнав о том, что гвардия выдвигается на войну. Это слово давненько не возникало на устах обитателей Каанхора. И многие страшились того, что бедствие это может докатиться до них и унести с собой. Однако всякое сомнение с сердец стирало присутствие Дракалеса. Могучий бог войны, о чьём присутствии наслышан всякий в столице и за её пределами, одним своим видом вселял надежду в сердца людские. И трудно было сказать: было это влияние духа войны, которым окружён Дракалес, или же человек сам усмиряет своё волнение, заверяя себя в том, что ваурд не даст вирану потерпеть поражение. Гневался ли бог войны? Непременно. Ярость в его сердце бурлила негасимым вулканом — ничтожества, не способные защитить самих себя, возлагают свою надежду, свою безопасность, свою жизнь на него, тарелона Атрака, и он уже обязан сделать так, чтобы война не коснулась тех, кто слаб. Однако чёткое видение своей цели не позволяло справедливости превозобладать над беззаконием. А справедливость заключалась в том, что война пожирает слабых и покоряется сильным, когда как в этом случае слабый будет жить, а сильный падёт. Оставив измышления эти, ваурд продолжил путь.

Под вечер воинство изнурилось и